Как ни странно, я не плакала. Просто не могла. Плачут от горя, тоски, ощущения потери. Я же чувствовала себя в полном вакууме. В пустоте. В нигде. Словно бы и меня не стало тоже. А еще, конечно, дело в том, что я так и не поверила в их смерть. Точнее – я знала, что все они живы, хоть и не могла ни объяснить, ни доказать этого.
Виной всему сны. Расплывчатые и неясные – они, тем не менее, перекидывали мост от меня к Диме. Я чувствовала его тоску, печаль. Я знала, что он думает обо мне. Там, во сне, я понимала – еще чуть-чуть и мне объяснят: где они и что произошло. Но по пробуждении все оборачивалось подлинным кошмаром, не дававшим нормально жить. Что такое сны? Разве когда-нибудь раньше они говорили мне правду? Разве пыталась я поверить самым, казалось бы, «реальным» снам и руководствоваться ими здесь – в обычном мире?
Но надежда – это невероятно сильное чувство. Она упорно не умирает, цепляясь за самую фантастическую соломинку. Я видела его. Видела Диму в какой-то странной одежде, среди чужих людей, на неведомых улицах. И я не давала надежде умереть. А она не давала мне жить.
Естественно, это состояние очень тревожило родителей. Они пытались всячески отгородить меня от ненужного внимания и напоминаний о том дне. А потом, решив, что необходимо сменить обстановку, отправили в Сочи. Один месяц со мной жила мама, затем ее сменил отец.
Нужно отдать им должное: мои мудрые родители не следили за мной и не контролировали каждый шаг. Хотя могли опасаться худшего.
Мне же, поначалу, было абсолютно все равно, где быть. В то «нигде», где существовала моя душа, реальность практически не пробивалась. Я могла часами сидеть в своем номере или лежать на пляже – ничего не менялось.
Подчиняясь настойчивым просьбам, я стала больше гулять, и это принесло облегчение. В определенной степени, конечно. Сама ходьба, движение упорядочивали мысли. Становилось спокойнее на душе.
Дни сменялись днями. Для меня, можно сказать, ничего не происходило. Только одно событие вмешалось в череду одинаковых суток. Нужно сказать, что с тех пор, как все пропали, я ни разу не надевала кольца с рубеллитом. В моем сознании оно было неразрывно связано с тем страшным днем. Но осколок камня, оставшийся на память, зачем-то взяла на юг. Странно, однако, на него не распространялось мое негативное отношение к кольцу. Мне даже нравилось его рассматривать, а то и класть ночью под подушку. Я убедила себя, что это делает сны более четкими. Правда, когда долго смотрела на камень, начинала сильно кружиться голова, как будто меня засасывало туда. И все же чувствовала себя спокойно, только когда камень был под рукой. Решение нашлось неожиданно.