Кот ел прямо на полу, и этот пол, по которому он возил жирную шкурку, был чище обеденного стола, заставленного тарелками хозяина. Эта кухня для меня, как тёмный подвал для ребенка. И монстр, который в ней обитает, пахнет чем-то кислым. Он истекает слизью просроченных продуктов и прилипает к подошвам. Он уничтожает надежду на нормальную жизнь, в которой не придётся высоко поднимать локти, чтобы не касаться грязных столов и полок.
Как только зазвонил домофон, я быстро протёр следы кошачьего пиршества, подхватил тарелку с курицей и пиво, и мы с Тином вовремя скрылись в нашем маленьком убежище. Через пару минут загремели ключи. Завершил всё тяжёлый вздох, которым старики любят привлекать внимание, и шаркающие шаги по тёмному, обшарпанному коридору.
По мере того, как я наедался, пачкая жиром руки и наполняя маленькую комнатку удушающе-жареным (уже не аппетитным) запахом, вечер подходил к главной проблеме. Надо умудриться выйти на кухню и сходить в душ, не столкнувшись с Сэмиком. Здесь любая, не точно выверенная, секунда могла стоить нескольких часов.
Но сегодня всё обошлось.
Пока я был в душе, спокойная уверенность, что как только я выйду, то сразу лягу спать, ещё играла на стороне решимости изменить жизнь. Но когда распаренный и свежий я вышел из ванной, интернет со всей прелестью бесконечных прогулок приковал меня к себе до полуночи. Каждая новая ссылка вела за собой следующий бесполезный переход. Я узнал что-то о законе Парето, десяти самых странных человеческих мутациях и о финансовом прогнозе аналитиков на следующий год. И всё это заполнило меня такой пустотой, что лучше бы я просто сидел на стуле, глядя в одну точку, чем вот так бездумно хавал куски информации, которую даже переварить толком не успевал.
Я выключил компьютер и подошёл к постели. В комнате душно, но открывать окно не хочется – за ним шум. Половина первого, если учесть, что вставать мне в семь, то я заплатил довольно дорого за возможность быть в курсе того, в чём не нуждался. На прикроватной тумбочке, рядом с каплями для носа, Сартр в мягкой вытертой обложке. Завалившись на кровать, я открыл книгу – за такие мысли не жалко ни времени, ни сна, но после пары шагов по утреннему Бувилю я понял, что собственной тошноты от самого себя мне будет достаточно.
Закинув книжку подальше в глотку старой тумбочки, я вспомнил про журнал, который так и остался в пакете на полу.