Откуда во мне рыцарская куртуазность?
Такое чувство,
будто меня, как шарик, надул озорной мальчишка.
Был я когда-то размером с сокола, был и со льва.
Раньше я не был слоном, но теперь-то знаю:
я слон.
Шкура висит мешком; хозяин меня бранит
за неудачный трюк. Я упражнялся всю ночь под навесом,
и теперь меня тянет в сон.
У людей я ассоциируюсь с грустью,
а то и с рассудочностью. Рэндалл Джаррелл
сравнил меня с Уоллесом Стивенсом, американским поэтом.
Видно и мне это сходство в нескладных трехстишьях,
но все же, пожалуй, я больше похож
на Элиота, дитя европейской культуры.
Любой, кто так щепетилен, страдает
от нервных срывов. Мне не по нраву эффектные
эксперименты под куполом на канате.
Мы, слоны,
воплощаем собой покорность,
меланхолично мигрируя к смерти.
Но известно ли вам, что когда-то в Греции
слонов учили
писать копытами алфавит?
Предельно усталые, мы лежим на широкой спине
и в воздух бросаем сено. Но это
не молитвенный ритуал, а просто способ отвлечься.
Нет, не покорность видите вы в наших последних движениях:
это прокрастинация. Очень уж больно слону
наземь укладывать грузное тело…