– Послушай, я только что вошел в дом! – вспылил он. – И ты с порога бросаешься задавать мне какие-то вопросы про свадьбу. Я понятия не имею, Марни. Я вообще не в курсе всех этих вещей.
– Я задала тебе вопрос про твою мать, – возразила она. – Она же твоя мать, не моя.
– Ее присутствие под вопросом.
– Но она есть в плане рассадки гостей.
– Ну так зачем ты вообще ее туда внесла? – огрызнулся он.
– Затем, что она твоя мать, – не сдержалась Марни. Потом, понизив голос, уже мягче добавила: – Разве она не приедет? Мы сто лет ее не видели, и…
– Я иду в душ, – оборвал он ее и решительным шагом двинулся по лестнице на второй этаж.
Марни простонала и вышла в кухню.
До меня донесся шум бегущей воды, потом включилась конфорка, и Марни принялась говорить что-то на камеру, уже как обычно, нараспев. Я продолжала резать, продевать и завязывать ленты и складывать готовые меню в коробки.
Минут через десять Чарльз появился в гостиной, уже переодетый в джинсы, с мокрой после душа головой, и плюхнулся на диван рядом со мной. Он был такой большой, такой высокий – шесть с лишним футов роста, широкие плечи, накачанные мышцы, ради которых мужчины так убиваются в спортзале, просто потому, что хотят казаться сильными.
– Ты ее не приглашал, – произнесла я, отмеряя отрезок ленты между пальцами.
– Что? – спросил он.
– Ты врешь, – сказала я. – Ты ее не приглашал.
Не думаю, что он горел желанием признаться мне – будь у него выбор, он предпочел бы этого не делать, – но его заминка обнажила правду.
– Я не хочу, чтобы она присутствовала, ясно? – буркнул он.
– Я понимаю твое желание, – кивнула я, и это была чистая правда. – Я не стала звать своих родителей к себе на свадьбу.
– Вот именно, – заявил он.
Вероятно, он не понял меня, решил, что наши родители похожи и мы с ним думаем одинаково, в то время как это было совершенно не так.
– Потому что она больна, – продолжил он. – А я не уверен, что буду в состоянии терпеть все это в день собственной свадьбы, понимаешь? Если она там будет, это будет ее день, а не наш. Ты не представляешь себе, как люди реагируют на чужую болезнь. Стоит мне выйти с ней куда-нибудь, как все сразу же хотят поговорить про этот ее чертов парик, непрерывную тошноту и про диеты, которые излечивают рак. Это просто дурдом какой-то. Мне кажется, это ей нравится. Нравится быть в центре внимания. Думаю, оно придает ее жизни смысл. Придает смысл болезни. В общем, проще будет ее не приглашать.