.
Мы можем поэтому утвердительно ответить на вопрос Г. Риккерта (1997, с. 88), способен ли человек при понимании слов обходиться совершенно без «воззрительных представлений», то есть визуальных репрезентаций предметов, обозначаемых словами. Г. Риккерт (с. 88–89) своим путем приходит к тому же, замечая, что по крайней мере не все слова понимаемой речи люди переводят в зрительные образы, так как в таком случае совершенно не было бы возможно столь быстрое понимание слов, которое фактически имеет место.
Недаром Л. Витгенштейн пишет: «Когда я мыслю вербально, “значения” не предстают в моем сознании наряду с речевыми выражениями; напротив, сам язык служит носителем мысли» (1994, с. 190). В качестве примера непосредственного понимания слов и предложений Б. Рассел (2009, с. 238) рассматривает, например, реакцию на крик: «Берегись, машина!», услышав который человек оглядывается и отпрыгивает без необходимости в каком-либо дополнительном ментальном посреднике. Автор справедливо полагает, что человек действует правильно и это свидетельствует о непосредственном понимании им слов.
В предисловии к книге Э. Маха А. Ф. Зотов (2005, с. 20), формулируя суть позиции автора, приводит удачную метафору, иллюстрирующую роль, которую выполняет в понятии образ соответствующего слова. Он пишет, что, образуя устойчивые предметы, сознание стабилизирует комплексы чувственных данных[46], приписывая им «имена». Имя, по мнению Э. Маха, «акустический признак» комплекса, сохраняющий его в памяти. Это самый неизменный и удобный признак, вокруг которого, как «ядра», нарастают другие признаки. Поэтому имя не «этикетка» предмета, а скорее его «арматура». Имя функционально и «по праву» представляет комплекс, к которому относится. С помощью имени мы замещаем в сознании целое одним признаком, не утрачивая при этом целостности.
Итак, редуцированные понятия не просто участвуют в формировании понятий и обозначают соответствующие концепты, но и успешно замещают собой эти концепты в сознании, тем самым резко облегчая, ускоряя и упрощая процесс мышления. Кроме того, образы понятных обоим собеседникам слов обеспечивают актуализацию в их сознании сходных концептов, тем самым способствуя их унификации.
Н. Д. Творогова определяет вербализацию (лат. verbalis – «устный», «словесный») как словесное описание переживаний, чувств, мыслей, поведения (Клиническая психология, 2007, с. 366). Б. Д. Карвасарский полагает, что в широком смысле слова это понятие обозначает вербальное (словесное) описание переживаний, чувств, мыслей, поведения (Психотерапевтическая энциклопедия, 2000, с. 69). А. Ребер (2000, с. 122) сужает понятие