Давно собирался записать те немногие, но важные для меня рассказы мамы. К сожалению, многие истории я забыл, что-то спуталось в памяти и не дается восстановить в связное, но то, что еще помню, наконец-то решил записать. Слава богу, я могу еще что-то уточнить у нее самой, а может быть, услышать и еще новое из ее необыкновенной жизни.
Эти истории – из ее раннего и более позднего детства, юности, которые прошли в Китае. Мама родилась в Китае в 1933 году и прожила там с родителями в большой русской семье до пятьдесят пятого года. То есть до двадцати двух лет она жила в Китае. Сначала при японцах, потом уже при китайцах. Тогда всех русских начали изгонять оттуда, и первым переселенцам, в кои и попала семья моего деда, разрешили вернуться в Союз, правда, в голые казахстанские степи (как раз начали осваивать целину). Другим же, кто уезжал из Китая позже, путь в СССР был закрыт, и разлетались они потом по всему миру: кто в Канаду, кто в Бразилию и Австралию. Однажды мне, например, довелось познакомиться с пожилой женщиной, русской эмигранткой в Рио-де-Жанейро. Когда мы разговорились, то оба не могли поверить удивительному совпадению – оказалось, она родом из Китая и ходила с моей мамой в одну школу. На прощание она все повторяла, чтобы я передал маме привет, напомнил ей магазинчик ее отца, кажется, Борисенко, на углу улицы: «Она должна помнить этот магазин, передайте…».
Помню, что когда я в первый раз услышал эту короткую историю, то она так меня потрясла своей безжалостной и бессмысленной жутью, что в нее было трудно поверить. Потом, много позже я снова услышал ее от своего дяди – маминого брата. Придумать подобное вряд ли кому под силу, такой бывает только жизнь.
Это было сразу после войны, в 45-м или в 46-м году. Зима началась рано и морозы уже в декабре были лютые. Лед на реке Дербул встал рано. В русской деревне Драгоценке – самой большой во всем Трехречье, где они тогда жили, стоял небольшой взвод советских солдат, была районная комендатура. В начале зимы объявили, что будут собирать скот, чтобы отправить его в СССР, где был голод. Надо было помогать своим. Сначала с каждого двора забрали по две коровы, но потом забрали почти все – коров, овец. Оставляли лишь по одной корове, кому-то удавалось оставить еще и бычка или телочку, но это было рискованно – могли потом отобрать все, да и арестовать.