В самый разгар праздника дядюшка подвёл её к дверям парадного зала, втолкнул внутрь и запер дверь. Ему казалось, что теперь, выйдя замуж, Агнесса должна понять, что её детские страхи беспочвенны. Девушка умоляла князя выпустить её, но ни угрозы, ни слезы, ни просьбы не помогали. И вот Агнесса вскричала страшным голосом: «Неужели вы не понимаете, что Сивилла с картины напророчила мне гибель?!» Лишь тогда княгиня заставила мужа открыть двери. Радзивиллы вбежали в зал, и в тот же момент случилось страшное. Картина сорвалась со стены и раскроила череп плачущей Агнессы.
Митрополит Филарет в своих письмах упоминает такой случай. Во время крымской войны 1854-1855 гг. и обороны Севастополя туда прибыла в качестве медицинской сестры одна женщина. Она за свой счёт построила в Севастополе небольшой домик, приняла туда двадцать раненых и ухаживала за ними.
Однажды она пришла к своей знакомой и выпросила у неё для себя нарядное шелковое платье. На вопрос: для чего? – отвечала: сегодня мой последний день, прощай! Потом зашла к одному из командующих князю Горчакову и сказала то же самое, а Горчаков пожелал ей многих лет жизни.
Затем она пошла на одну из батарей, где её знали и даже замечали, что при её присутствии не бывало убитых. Здесь она сказала: поберегите меня сегодня; если сбережёте – сбережёте Севастополь, – если меня не будет, – и Севастополя не будет. Прилетела бомба и разорвала её на части. Это было недели за две до оставления нашими войсками южной части Севастополя.
Предчувствие железнодорожной катастрофы. Поезд в Чикаго шёл со скоростью тридцать миль в час, когда машинист Горас Сивей, сам того не зная почему, начал уменьшать ход. После он объяснял: «В одну секунду я увидел перед собой очертание местности, в которой на расстоянии двух миль от проезжаемого нами пункта находится мост над крутым оврагом, так ясно, как будто она действительно была предо мной.
Картина эта блеснула мне как молния. Я сказал себе: «Моста нет, я знаю, что нет». Со мной бывало нечто подобное и прежде, и я не мог не полагаться на свои предчувствия. Так поступил и в этот момент с полным убеждением, что мост уничтожен. Я остановил поезд на расстоянии тридцати футов от моста. Кочегар и я, мы оба смотрели как одурелые.
Моста действительно не было; мы соскочили с паровоза и стали осматривать местность. Там, где был пролёт, лежала груда тлевшей золы; от моста остались одни рельсы, висевшие над оврагом, все ещё скреплённые своими болтами. Кочегар спросил меня, как мне удалось остановить поезд, я ничего не мог ему ответить, так как и сам не знаю. Одно могу сказать: я был уверен, что моста нет. Кондуктор подошёл посмотреть, что случилось, и когда увидел висящие в воздухе рельсы, был так поражён, что не мог вымолвить ни слова. Мы от всей души благодарили невидимую силу, спасшую жизнь сотням людей».