Какой-то парень, сидящий в центре моего ряда, издает утробный смешок, выдергивая меня из мрачной задумчивости; я осознаю, что безуспешно пытаюсь выпрямить ногу, а мое пребывание здесь – просто пустая трата времени.
Всё на свете – одна большая трата времени.
Схватив костыли, я переношу на них вес своего тела, поднимаюсь со скрипучего красного кресла и ухожу, по дороге выбросив почти полный стакан попкорна в мусорку.
Когда я наконец возвращаюсь домой, всё мое тело горит огнем, а футболка насквозь промокла от пота.
Стою на крыльце, моя рука сжимает дверную ручку, а грудь судорожно поднимается и опускается. Захожу внутрь.
Останавливаюсь в прихожей, заглядываю в гостиную: мама вскакивает с дивана, уголки ее губ опущены, между бровями залегла глубокая складка.
– Я так за тебя волновалась…
– Со мной всё прекрасно, – перебиваю я.
Вместо того чтобы прозвучать спокойно и уверенно, мой голос дрожит и хрипит. Это почти плач.
Деревянный пол скрипит: мама подходит ко мне и отдает мой мобильный. На экране отображается серия пропущенных звонков и непрочитанных сообщений.
– Ты ушел, не взяв свой телефон. Я не могла тебе позвонить, узнать, не случилось ли чего.
Выхватываю телефон у нее из рук, прохожу мимо, направляясь к двери в подвал, но затем взгляд мой упирается в висящую на стене фотографию. Снимок был сделан летом, вскоре после смерти папы, на фото мы с мамой: она обнимает меня, а я беззубо улыбаюсь в камеру. Вот только на этот раз я вижу, что скрывается за ее улыбкой. Теперь это чувство мне знакомо. Потеря.
Поворачиваюсь и обнимаю маму, вдыхаю знакомый аромат ее духов.
Когда ее руки меня обнимают – те самые руки, которыми она прижимала меня к груди тем летом – я отчаянно моргаю, чтобы не разрыдаться.
Поспешно высвобождаюсь и тороплюсь к себе в комнату; дыхание вырывается из груди прерывистыми всхлипами, перед глазами стоят картинки-воспоминания о кафе-мороженом, кинотеатре, о потоках дождя, хлеставших по лобовому стеклу за секунды до аварии – всё это перемешивается, комната начинает вращаться вокруг меня. Я забираюсь в постель, сжимаюсь в позу зародыша и с головой накрываюсь одеялом. Всё осталось прежним, за исключением одного, самого важного.
Мир может жить дальше, если хочет.