Полковник снял свою фуражку,
Провел рукой по волосам,
Взял алюминиевую фляжку,
Пил воду, как святой бальзам
Еще стелился дым над полем,
Но наступала тишина,
Смеялся, кто то, знать доволен,
Что мимо смерть его прошла.
Полковник вылез из траншеи:
– «Где адъютант?! Ко мне его!»
– «Он здесь! Убит, осколком в шею!»
– «Кочинский! Будешь за него!!
Организуй сюда подводы,
Чтоб наших раненых забрать!»
За упокой поют приходы
И многих просто не поднять
– «Я вижу, Ваше благородье!
Подводы с сестрами идут!»
– «Кому то сохранят здоровье,
Кого- то может и спасут!»
Подводы у траншеи встали,
Полковник записи все вел
– «Кочинский! Сколько насчитали?!»
– «Еще итог я не подвел!»
Тут милосердия сестра,
Сама полковнику сказала
– «Всех не забрать. Останусь я!
Подвод нам этих будет мало!»
Полковник к ней шагнул поближе
– «Как звать тебя, душа моя?
Лет двадцать с небольшим, я вижу,
И жизнь бесценная твоя!
Здесь не прогулки при луне,
Сама, воочию все видишь,
И лужи крови на земле
И стоны, уходящих, слышишь»
– «Я, Римма, Римма Иванова!
Вы правы, двадцать первый год!
Но все, что вижу, мне не ново,
Не брошу раненый народ!»
Она махнула, чтоб подводы,
Быстрее раненых везли
– «Распорядитесь, что бы воду,
Сюда, побольше принесли!
Определите мне землянку,
Мне надо всех перевязать
И вам бы наложить повязку,
Не то гангрену будем ждать!»
Себя полковник осмотрел,
Порез глубокий на бедре,
Но он как будто не болел
И нету слабости в ноге,
Он с восхищением глядел,
Он в ней увидел свою дочь,
Сказать о многом вдруг хотел,
Но отогнал все мысли прочь.
– «Морозов! Помоги с укрытием!
И сразу раненых туда!
Что ж дочка, а тебя с прибытьем,
Сама увидишь все дела!»
Полковник резко повернулся
И вдоль траншеи зашагал,
В душе своей он улыбнулся,
Ее за смелость, уважал.
– «Кочинский! Мигом ты на левый!
Майора Храпова, ко мне!!»
– «Вон вестовой от них, весь белый,
Похоже, только не в себе!»
– «Позвольте, господин полковник,
Приказ, письмо вам передать!
Майор погиб, в том враг виновник,
А левый, будем мы держать!»
– «Кто там командует теперь?!»
– «Так Дымов, прапорщик остался!»
– «Ну, я спокоен, этот зверь!
Со смертью много раз братался!
Милейший, Дымову скажите,
Свои позиции держать!
И коли нами дорожите,
Ни в коем разе, не бежать!
Иначе выйдут к Доброславке
И мы окажемся в кольце,
И не спасет резерв из ставки,
Нас безысходность ждет в конце!»
Отдав последние распоряжения вестовому, полковник повернулся и пошел вдоль траншеи на правый фланг обороны. Пройдя, около двухсот метров он увидел, как четверо солдат носили и укладывали тела погибших однополчан. Они укладывали их у четырех молодых дубков, что росли в метрах семидесяти от окопов. Полковник подошел к лежащим на земле телам и сняв фуражку склонил голову. Он смотрел на погибших солдат и думал: «Вот, они, настоящие герои земли русской. Разных возрастов, у каждого из которых была своя жизнь, мечты и желания, но Россия, ее интересы и судьба, оказались для них важней и превыше всего. Именно за нее они отдали самое дорогое, жизнь. А там, в самой России, их наверняка не вспомнят и не оценят, потому как там просто не до них. Там кипят революционные страсти и эти погибшие, да и живые солдаты никому не интересны. От этого, их смерть за Россию, их подвиг, обретают важнейший смысл. Они не разменяли свои жизни на революционные движения и партии, они доказали врагам, что даже раздираемая на части Россия, способна сражаться и побеждать» Но от этих мыслей было так тяжело на душе.