После мы благополучно скрылись в своей берлоге, не забыв запереть за собой дверь на крючок. Запирая её, мы уже слышали отдалённые раскаты физрукова голоса, и это привело нас в такое волнение, что мы обе убрякались от страха на мою кровать и «призрачной» простынкой с головами накрылись.
– Откройте! – Надсаждался огромный, как гора, Станислав Андреевич, молотя нашу дверь.
Никто ему, конечно, не открывал. Мы же ещё из ума не выжили!
– Сейчас он увидит, что вы на одной кровати и… – Зашипела Машка.
– Не увидит! – Прошелестела Наташка. – Он вообще ничего не увидит.
И точно. В следующий миг жалкий дверной крючок пал под натиском мощной физруковой руки, и разъярённый дядька оказался в нашей палате. Он щёлкнул выключателем, и… Ничего не произошло! Потому что! Мы! С Наташкой! Ещё! Днём! Вывернули! Лампочку! Ну, разве мы не молодцы? Разве не умнички? Разве не красавицы?
Всеобщий страх сменился тщательно скрываемым ликованием.
– Что случилось, Станислав Андреевич? – Спросила Машка сонным голосом, и это вышло так натурально, что даже у Станиславского с Немировичем-Данченко не возникло бы никаких сомнений.
Может, ведь, когда захочет, быть человеком! Зачем постоянно корчит из себя святошу, непонятно.
– А?
– Что?
«Проснулись» Ирка и Ленка.
Физрук не отвечал. Он продолжал отчаянно щёлкать выключателем. Я почувствовала, как тело Наташки начинает сотрясать беззвучный смех, и испугалась. Её состояния мгновенно передаются мне, и мы обе теперь буквально душились под простыней.
Станислав Андреевич ещё долго кричал и ругался. Нам уже было ясно, что он сам не уверен в своей правоте. Так всегда бывает, когда нет ни одного доказательства предположениям. Прооравшись, он отругал напоследок ещё и соседнюю палату за поднятый среди ночи визг и ушёл. У него образовалось нынче много работы: наши дорогие оппонентки и он сам перебудили весь наш домик и ещё парочку соседних. Он ещё долго разгонял учеников по палатам, попутно объясняя что-то другим заспанным учителям.
– Какой-то он стал нервный в последнее время, – заметила я в полный голос, и вся наша дружная палата покатилась со смеху.
Минут через пятнадцать, когда все угомонились, и в соседнем домике погас свет, к нам пробрались девочки из соседней палаты. Они нас вообще-то не любили, как и мы их, но очень уж им хотелось поделиться хоть с кем-то пережитым ужасом. Мы ещё раз порадовались тому факту, что в нашей палате не зажигается свет.