Мразь послушно заткнула рот жертве и ударила в живот. Но крик не исчез, он стал только чуть глуше, а нечеловеческое страдание слышалось в нем все так же, если даже не отчетливей. Тогда Саша начал методично избивать ее. Толчок внутри сопровождался ударом по почкам. Еще толчок – еще удар. Только тогда Люба поняла, что может потерять на солнечной полянке не только невинность, но и жизнь. Но ей уже было все равно. Боль лишила ее чувства самосохранения, запугала, нарисовала реальность и будущее только черными красками.
Но девушка замолчала, издавая тихие, отрешенные стоны. Не потому, что хотела жить. Смерть была даже привлекательней в тот момент. Просто адская боль утихла, оставив громкое чувство жжения и усталости. Парень, когда-то похожий на Ван Дамма, дико задергался, мерзко заблеял сквозь зубы, и Люба почувствовала, как на полыхающие внутри раны вылилась горячая раздражающая жидкость. Девушка подумала, что это конец, и облегченно расслабилась. Сознание сразу же унеслось далеко-далеко. Словно сквозь сон она слышала, как Саша испуганно вскрикнул:
– Черт! У меня весь член в крови, – но потом, когда до него дошло, чья это кровь, он с удовлетворением отметил: – Блин, девственницу зацепил, – и незлобно выматерился.
Когда к ней пристроился Слава и Люба ощутила его орудие в своих горящих внутренностях, она не могла понять, то ли ей было противно, то ли все равно. Она повернула голову в сторону реки и неотрывно смотрела на черную воду, которая задумчиво и тихо текла вдаль.
Вода как будто догадывалась, что скоро зима заставит ее остановиться, и мысленно готовила себя к этому. Река знала, что это только временная остановка. Ей было наплевать на дорогое для человечества время. Часы, дни и годы ничего не стоили ей по сравнению с отпущенной вечностью.
Спокойствие речки прокралось в Любу, превращая кричащую безысходность в поток утекающей жидкости, словно сжижая газ в низкотемпературном аппарате. С ней случилось чудовищное, но теперь, когда самая пугающая чернота утекла, она не даст двум ублюдкам остановить себя. И пусть ей не дана вечность – ей тем более следует как-то продолжить жить.
Но Люба была не в силах представить, как можно жить дальше с душой, заплеванной ядовитыми слюнями. Девушка, не замечая того, заплакала, и ручейки слез прочертили грязные следы от потухших глаз.