– Рванули, ребятки, – бросил сержант, и машина заметно ускорилась.
Дима встрепенулся. Его план мог осуществиться. Если вначале он ставил двадцать к восьмидесяти, что ему удастся увидеть засекреченного покойника, а по мере катания с патрулем шансы понизились до одного к девяноста девяти, то теперь он мог выиграть суперприз и возможность оценивалась приблизительно пятьдесят на пятьдесят. А это уже что-то.
Район, куда они приехали, был наполовину частным сектором. Там господствовали двухэтажные домики с огороженными участками под посадки. На женщине, которая их встретила, не было лица. Она мелко дрожала, словно от сильного холода, хотя была одета в длинную, почти до пят, шубу.
– Где? – только и бросил сержант, ожидая такого же стремительного ответа. За два года работы с милицией Дима понял, что скорость – важнейшая составляющая раскрытия преступления.
– Т-там. – Женщина показала в сторону покосившегося забора и вдруг громко зарыдала.
Сержант больше ничего не спрашивал. Он быстрым шагом метнулся в сторону, куда показала женщина. Стуков устремился за ним.
У забора лежал обыкновенный мешок, в таких родители Димы перевозили картошку. С первого взгляда могло показаться, что и этот наполнен картофелем или свеклой. Ну ничем не примечательный мешок. Если бы не одно обстоятельство. Он был развязан. Само собой, из развязанного мешка что-нибудь да высыпается. Только то, что выкатилось из этого, мало напоминало свеклу. То, что выкатилось, очень напоминало голову. Человеческую голову.
Дима смотрел на нее не больше секунды, но успел рассмотреть. Хорошо рассмотреть. Он уже не забудет этой головы до самой смерти. И когда потом он просыпался ночью, после того как эта голова начинала разговаривать с ним во сне, он думал, что, наверное, раскрыть тайну пяти секретных трупов было не очень хорошей идеей. «Совсем поганая идея», – подтверждала голова распухшим ртом.
Голова лежала на снегу, устремив вверх открытые глаза, словно только улеглась понаблюдать за звездным небом. Но даже если не замечать, что голова лежала одна, без тела, обрываясь раскуроченной шеей, из которой, как провода в кабеле, торчали жилы и кровеносные сосуды, то очень странным могло показаться отсутствие ушей, волос, которые исчезли вместе с кожей, и дырявые щеки, через которые были видны стиснутые зубы. Нос был приплющен, будто по нему проехались катком, а от губ остались одни лохмотья. Это было ужасно, хотя, может быть, Дима и перенес бы все это. Но взгляд его приковали глаза.