Волк в ее голове. Часть II - страница 7

Шрифт
Интервал


Я сую руки в карманы и нащупываю что-то холодное, тяжёлое. В мареве памяти возникает брелок-браслет из чёрных птичек, затем последний урок Вероники Игоревны.

– Твоя мама оставила в классе… Я хотел отдать, но всё как-то…

Диана с хмурым видом смотрит на связку, загребает её, перебирает. Отцепляет ключ от их дома, а птичек с остальными ключами возвращает мне.

– Это не наше.

– Эм-м… Под деревом закопать?

– Пофиг.

Не зная, что ещё сделать, я запихиваю птичек обратно в карман.

– Туда, – показывает она. – Сейчас, уже пришли. Мы пришли. Тебе понравится. – Диана неловко смеётся. – Скандинавский, блядь, минимализм.

Из непроглядной мути проступает кирпичная стена с чугунной дверью. Диана пропадает внутри и сопит, пыхтит, громыхает где-то впереди и выше.

– Тут лестница, – доносится из темноты. – Не сломай себе ничего, а?

Я ощупываю ногой первую ступеньку и осторожно поднимаюсь. Лестница лязгает, шатается подо мной; слева, судя по звуку, ощущается пустое пространство. Один пролёт. Два пролёта.

Надо мной скрипят петли, топочат шаги, и через пару секунд там рассветает маленькое жёлтое солнце. На фоне дверного проёма появляется Диана и изображает средневековый поклон. В руках её дрожит свеча.

– Добро п-пожаловать в Нарнию!

Сон второй. Станция Полный Пи*дец



Вопреки шутливой фразе, и голос, и движения у Дианы выходят неровные, неуверенные. Я прикрываю глаза от рыжего света и поднимаюсь в холодную комнатку. Пламя свечи вздрагивает, выхватывая из полумрака белый матрас. На нём дремлет допотопный «Нокиа» годов 2000-х, натуральнейший кирпич с кнопками. Рядышком – электрогитара и старый красный велосипед. По стенам, будто вьющийся плющ, расползается-завивается новогодняя гирлянда. Она и подарила бы этому будуару капельку уюта, но темна и бессильна – электричества нет.

Диана здесь живёт?

Мне становится не по себе, а хозяйка спокойно наклоняется влево и вправо – снимает кеды и в рваных рейтузах проходит вглубь каморки.

Я топчусь на месте и то задираю, то распрямляю рукава балахона. Рассматриваю, как осьминожки с прошлогоднего календаря закручиваются в спирали, прыскают чернилами, расправляют щупальца-крылья. Под ними застыл в летаргическом сне ноутбук Вероники Игоревны, и всеми сколами-трещинками будто говорит: «Господи, я слишком много видел на этом свете».