Получалось десять человек при оружии,
вероятно – воины, вполне возможно – опытные. Плюс жрец, который,
быть может, и молнии из рук метать умеет, как иные друиды Тараниса.
А у Белена только охотница, пусть и меткая.
Да, они нападут из засады. Да, стрелы
Сироны летят со скоростью крика и Белен еще не видел, чтобы
охотница промахивалась. Да, он и сам отлично сражается и может
выстоять против двух-трех обученных воинов. Но это не битва при
Арброте, где почти сотня притенов билась с двумя сотнями англов,
где в месиве из крови и пепла оружием выступали не только мечи и
секиры, но и камни и даже собственные зубы. Где удача порой
оказывалась важнее мастерства, ибо каким бы великим воином ты не
был, лихая стрела, прорвавшая завесу непроглядного дыма у тебя за
спиной, с легкостью прошьет твою грудь, даже щит не успеешь
поднять. И даже лица своего убийцы не увидишь.
Изначально Белен хотел напасть в
сумерках, но торговцы из Перта заверили его, что человек с юга не
глуп – он не путешествует в темноте. С рассветом или чуть позже они
должны были покинуть Карнусти и двинуться в сторону Гатри. Путь
здесь один и где-то в это время (Белен украдкой взглянул на небо,
пытаясь определить, где за низкими гранитными тучами притаилось Око
Эзуса) они должны были пройти через вересковую пустошь и рощу
Анион. У рощи Белен нашел идеальное место для засады.
Парень и сам удивлялся себе – как
быстро он учился у притенов. За минувший месяц он несколько раз
сходил вместе с ними на охоту, однажды патрулировал побережье
Арброта на дубовых судах с плоским днищем, дойдя до Карнусти и
дальше, до Монифиета. Но битва у стен Арброта была его единственной
схваткой, как минимум – единственной, что он помнил.
Однако Белен понимал, что в кладовой
его памяти хранится настоящее руководство по выживанию, он
мастерски управляется с любым оружием, знает языки притенов, англов
и скоттов, а может и еще какие-то. Но ничего не помнит о себе,
своем происхождении. Весь этот месяц он прибывал в некоем
неоднозначном состоянии, муторном и непонятном. Как человек,
которого внезапно разбудили и заставили что-то делать. И он делал,
все, что ему говорили, а вместе с тем будто еще не очнулся от
долгого сна, который уже почти забылся, но еще не истерся из памяти
и цепко хватался за сознание своими иллюзорными когтями.