– Я не кричу, Лео. Я возмущаюсь… Пять лет я жила спокойно. Нашла работу. Хорошую работу. Кошку завела. Хочу жить без стрессов. Забыть детские шалости… А тут объявляешься ты и говоришь…
– Я еще ничего не сказал, детка.
– Но ведь позвонил не просто так?
– Да. Не просто так. Нам нужна твоя помощь.
– Нас могут прослушать, Лео? – спросила она с беспокойством.
– Обижаешь… Защита как в Белом Доме, – он тихо засмеялся.
Слышно было, как человек с той стороны затянулся сигарой, закашлялся.
– Куришь, старый черт? А потом на сердце жалуешься. Тебе курить вредно.
– Это я от волнения. Бросил почти. Вот только когда волнуюсь, рука сама тянется за сигарой…
– Врешь, что бросил. Вы, воровские морды, привычек не меняете. У тебя и свой торседор11 есть. Я знаю. Что куришь? Все те же любимые сигары Фиделя?
– Не меняю я привычек, Сонечка. Коиба – и мои любимые сигары. Los que fuman Cohiba no van morir de cáncer, pero aquellos que no fuman van a morir de envídia,22 – произнес он по-испански, – а ты, девочка, ничего не забыла. Память у тебя, я всегда говорил, лучше, чем у компьютера.
– Di lo que necesitas! Te escucho.33 Все равно ведь не отстанешь, знаю тебя.
– Понимаешь, какое дело…
Он затянулся сигарой. Соня просто физически почувствовала шоколадный сигарный аромат и… потянулась за шоколадкой. Отломила кусочек черного лакомства, положила в рот. Выжидала, пока Лео начнет излагать, зачем звонит.
– Понимаешь, какое дело. Твой отец в тюрьме…
– Что?
– Ты не волнуйся.
– Что значит, не волнуйся… На чем он погорел?
– Да ни на чем. Он уже давно не занимается ничем… противоправным. Слово, данное тебе, держит.
– Тогда что же случилось?
– За прошлые грехи нашли его. Сажать не хотят. Видимо, и доказательств у них нет.
– Так что же им нужно?
– Деньги. Если мы не дадим им сумму, которую они просят, то можем просто не дождаться старину Пата из тюрьмы.
– Взятку требуют?
– Да, девочка. А мы сейчас не так сильны, как раньше. Защитить нас от молодых волков некому.
– И сколько требуют?
– Полмиллиона.
– Сколько?
– Полмиллиона, детка.
Соня присвистнула:
– Ну и расценки, скажу я тебе… А что, отец по сусекам поскрести не хочет? Я уверена, что у него не один миллион припрятан на черный день.
– Дак… мы по сусекам поскребли…
– И что?
– Полмиллиона – это то, что осталось раздобыть. Они требуют больше. Дали нам две недели сроку.