– А чему тут удивляться?! – равнодушно заметил Сергей Глотов, отряхивая с куртки прилипший снег. – Место пристрелянное. Удобное. И я бы его выбрал. Рядом дорога, значит, в случае чего, и отступить быстро можно. Впереди деревья, значит, снайпера трудно засечь.
– Ты рассуждаешь, как военный, – заметил Белов.
– Он в недавнем прошлом и был военным, – выдал я биографические данные коллеги. – Служил ракетчиком.
– Да я про другое говорю, – пытался прояснить сказанное Бабурин. – Отсюда надо не город простреливать, а сделать вышку и любоваться им.
Белов в это время поднялся на гряду массивных камней, под которыми скрывался дот. Побледневший на моих глазах Чумаков тотчас замахал ему руками. Но писатель упорствовал, стоял на открытом пространстве, как мишень.
– Как человек военный, я тоже советую Вам, Василий Иванович, быстренько слезть оттуда, – скомандовал Глотов. – Вы привлекаете внимание снайперов.
– Нельзя на одном месте задерживаться, – сурово повторил подполковник Чумаков. – Я же вам говорил. Снизу, из города, это место тоже хорошо простреливается.
– Я не боюсь, – махнул рукой Белов, и остался стоять на камнях, всматриваясь в городские застройки. – В моем возрасте стыдно уже чего-либо бояться. А под пулями мы уже были здесь… На свободной земле я чувствую себя свободным человеком!
Мне был понятен поступок Белова. Это было не желание показать свою смелость, а презрение русского писателя к тем, кто мог здесь, на полюбившейся ему сербской земле, стрелять в него, в русского человека, готового отдать жизнь ради спасения Сербии.
Чумаков аккуратно стащил писателя, схватив его за рукав дубленки.
Настала наша с Беловым очередь посмотреть дот. «Полезете?» – спросил нас десантник. Белов кивнул головой и первым протиснулся в дот. За ним пролез в расщелину и я.
– Вот так, Василий Иванович, теперь мы сами превращаемся в снайперов, – говорю тихо я. – Видите ли Вы людей в городе?!
– Да я в последнее время вообще стал плохо видеть, – признался Белов, напрягая зрение и пытаясь разглядеть через щель в доте близлежащие дома. – Город будто вымер. Ни души не видно. Бабурин прав, там, в городе, жизнь мирная протекала, а они вздумали отсюда стрелять по ни в чем невиновным людям. Сербы молодцы, что выкурили бандитов. Но что-то тут не видно следов боевых действий.