Господин Левин возмущенно промычал что-то вроде: «Что такое!», а Юрий прошел к металлическому столу и присел на деревянный стул. Он пробежал глазами первый лист стандартного протокола и обратился к страхуемому:
– Сохраняйте спокойствие, господин Левин. Осталось несколько формальностей.
Обычно все документы уже переведены в цифровой вид, но процедура обмена донора все еще требовала настоящей бумаги.
– А нельзя побыстрее? – уже смелее возмутился толстопуз.
Юрий ровным голосом ответил, не поднимая головы:
– Я постараюсь все сделать максимально быстро, господин Левин. Минуту терпения.
Кто-то из охранников принимающей группы хмыкнул.
Когда Юрий подписал первую страницу, он все-таки посмотрел на мужчину, которого они привезли для обмена на страхуемого. Тот как раз надел больничную просторную рубаху, сделавшую его похожим на приведение из детского мультика. Сходство дополняли глубокие тени под глазами и потухший взгляд, как и положено отошедшему в мир иной. Только это был не мультик.
До заполнения протокола Юрий не помнил имя объекта. В какой-то момент он мог его слышать или видеть, когда страховая группа забирала того из дома. Но зачем это ему? Лучше как раз наоборот. Видеть перед собой не человека, которого везут на убой, а просто «объект». Это как-то помогало абстрагироваться от происходящего.
Но теперь перед глазами будто повисла строчка: «Огарев Валерий Петрович».
Объект Огарев скользнул по нему отстраненным, пустым взглядом. Со своей семьей он попрощался еще дома, когда за ним приехали в исполнение его контракта, а больше прощаться ему было не с кем. На священниках для объектов тоже экономили.
Юрий перевернул последнюю страницу акта приема-передачи. Словно ударил молотком судьи, объявившим приговор.
Так работала страховка. Чтобы гарантировать человеку эвакуацию из больницы, куда он по какой-то причине попал, страховая компания привозила объект замены со схожей медицинской картой, который и становился донором вместо страхуемого.
Объект требовался для соблюдения юридических формальностей в связи с условно упущенной выгодой больницы, которая могла бы использовать пациента в качестве донора. В случае его смерти. А смерть пациента была вопросом техническим, раз уж попал в больницу.
И вот, если с пациентом чисто формально еще не все было ясно (теоретически он мог бы и не умереть), то с объектом уже не было никаких разночтений: его везли для забора органов.