В глазах Айзека плясало безумие, смешанное с ненавистью и страхом. И чего было больше – сказать невозможно.
– Ха! – Работорговец остановился перед пленником, похлопывая хлыстом по палубе. – А знаешь, я, пожалуй, и вовсе не буду продавать тебя. Я оставлю тебя себе. Люблю воспитывать неучтивых молодых людей. Если ты надеялся своими угрозами спровоцировать меня на убийство, ты ошибся, раб. Так просто мы с тобой не расстанемся. Ты будешь до конца своих дней угождать мне, выполнять любые мои приказы, и каждый день моей жизни – а я собираюсь жить ещё очень долго – будет отмечен хлыстом на твоей шкуре. А когда ты сдохнешь, не вынеся такого существования, я сдеру с тебя кожу и повешу у себя над кроватью. И каждый день, глядя на неё, буду вспоминать, какую долгую жизнь прожил, как замечателен и лёгок был для меня каждый оставшийся на твоей спине день.
Лицо Айзека страшно исказилось после этих слов, он попытался вывернуться из рук надсмотрщиков, но те держали крепко. Мучитель рассмеялся и, приподняв кончиком хлыста подбородок пленника, заглянул тому в глаза.
– Лучше бы ты попридержал язык, раб. Но ты сглупил, бросив мне вызов. И я принял его. Ты сам виноват в своей участи. На галеры его! Да не щадите шкуры – он теперь мой, а я люблю, когда у моих рабов спины отполированы плётками.
– Клянусь, я прикончу тебя, ублюдок! – зарычал Айзек, но надсмотрщики быстро вздёрнули его на ноги и потащили прочь.
Проводив отчаянно сопротивлявшегося пленника насмешливым взглядом, работорговец обернулся к рабам – те испуганно жались друг к дружке.
– Ну, кто ещё желает проявить непокорность? На галерах всегда найдутся места. Кто ещё не считает меня своим хозяином? Может, ты? – Мужчина ткнул хлыстом в грудь одного из рабов.
Несчастный тут же рухнул на колени.
– Нет-нет, что вы! Я ваш покорный раб, хозяин! Я готов служить вам!
Работорговец презрительно оттолкнул его ногой.
– Может, тогда ты не желаешь подчиняться мне? – Хлыст упёрся в живот стоявшей рядом женщины.
– Я ваша послушная рабыня, приказывайте, хозяин. – Она поспешно опустилась на колени.
Мужчина обвёл пленников тяжёлым взглядом, под которым они, один за другим, преклоняли колени, признавая работорговца своим хозяином.
Всё в душе Савьо протестовало против такого унижения, но сама мысль о том, чтобы последовать примеру Айзека и отправиться на галеры, вселяла непреодолимый ужас. Стараясь заглушить голос совести, укоризненно нашёптывающий, что такое поведение недостойно, Савьо медленно опустился на колени.