Утром мы проснулись от странного шума. Было похоже, как будто воет сирена. Причём очень нестабильно и с надрывом.
– Что это такое? – подскочил папа, глядя на часы. – Семь утра.
– Пожар, что ли? – донесся голос с мансарды.
Мама посмотрела на нас. Мы отрицательно замотали головами, как бы говоря, что мы к этому не имеем никакого отношения. Даже косвенного. Тут в дверь постучали.
– Можно войти? – то была баба Нюра.
– Входите.
– Вы уж извините, я забыла вас вчера предупредить. У нас в восемь утра завтрак, а в семь подъём. Так что если готовы, то выходите.
– А что это был за вой? – поинтересовался папа.
– А-а-а-а. Тот, что ли? Дык это дед воет, – пояснила баба Нюра.
– Дед? Воет?! – не поняла мама.
– Да раздобыл где-то в позапрошлом годе дудку. Ну вроде как труба пионерская. Так и устраивает концерт каждое утро, – пояснила баба Нюра. – Это он общий сбор так объявляет. Вместо будильника. К завтраку приглашает. Щас флаг ещё торжественно поднимать будет. – Баба Нюра постучала к чему-то пальцем по лбу.
Баба Нюра ушла, а мы стали собираться на завтрак, потому что спать уже точно не было желания.
– Это что? Каждый день так в семь утра вставать? – возмущалась мама. – Мы не в пионерский лагерь приехали, а на море.
Когда мы выбрались во двор, за столом уже сидели почти все жильцы, за исключением студентов. Они, видимо, тоже решили, что приехали не в пионерский лагерь, и решили проигнорировать подъем. На завтрак нам подали оладьи со сметаной. Посредине стола стоял самовар, настоящий, с кривой трубой, из которой шел дымок. Когда все собрались, кроме студентов, появился дед Матвей.
– А что? Молодежь игнорирует торжественное построение? – крикнул дед Матвей в сторону мансарды.
– Молодёжь предпочитает торжественно спать с утра! – донесся в ответ крик оттуда.
– Ну и хрен с вами, – махнул на них рукой дед Матвей. – Равнение на знамя! – скомандовал он и стал одной рукой поднимать флаг, а во второй руке держал трубу и неистово дудел в неё. Зрелище было настолько завораживающим, что я во что бы то ни стало решил обязательно поговорить с дедом Матвеем, чтобы он разрешил мне как-нибудь поднять флаг и подудеть. Но не все разделяли мой восторг.