Девять - страница 14

Шрифт
Интервал


времен граммофонов и самоваров
музыка пряталась в треске и комарином писке
жизнь похожа на лавку колониальных товаров
потому что это было время колоний
и почтовые марки колоний ценились особо
и человек из будущего потусторонний
производил впечатление чудаковатого сноба
никто не верил в машину времени это причуда
в граммофоны тоже не верили но иногда покупали
на резных столах стояла фарфоровая посуда
императорского завода в просторном обеденном зале
и человек из будущего сидел за столом среди прочих
пил чай тонкий стакан серебряный подстаканник
и хозяйка ему отрезала лучший кусочек
белый пряник был вкусней чем медовый пряник
а машина времени запряженная бурой кобылкой
стояла у входа и кучер поглядывал чаще строго
но иногда с милосердной и печальной улыбкой
на мир в котором музыки помещалось немного

«В пространстве веры – пророки и мудрецы…»

В пространстве веры – пророки и мудрецы.
А кто не пророк, не мудрец – сиди и молчи.
В пространстве сказок – вампиры и мертвецы,
не зная закона, свободно ходят в ночи,
скребутся, как мыши, кричат, как сычи.
А мальчику все равно – Бог накажет, черт приберет,
с головой укрывшись, одолевает наследственный страх.
Папы нет, мама где-то таскается, бабушка пьет,
а когда он был мал – не пила, и носила его на руках.
Жизнь всегда хороша на первых порах.
Так получилось – ему не читали священных книг.
А сказки читали, особенно на ночь, чтобы заснуть.
Раз в месяц водили к доктору, то ушник, то глазник,
потерпи, укол, не больно, еще чуть-чуть.
Зайдем в магазин, куплю тебе что-нибудь.
Покупали зайца и игрушечный пистолет —
для охоты на зайца, чтобы зря не скакал.
Зимой – одеяло ватное. Осенью – старый плед.
Свет горит, но в лампочке слабый накал.
Света мало, и мальчик тоже по-своему мал.

«известна пьеса. выучены роли…»

известна пьеса. выучены роли.
суфлер забывчив – что поделать с ним?
свобода воли есть свобода боли,
которую мы людям причиним.
в театре кресла с плюшевой обивкой,
и занавес из бархата под цвет.
и билетерша дарит нас улыбкой,
фонарик наставляя в наш билет.
в руке программка, свернутая в трубку.
играет как всегда – состав второй.
пришел черед отравленному кубку.
отравленный клинок – не за горой.
пора, мой принц! не слышно оркестрантов.
в последний раз чуть дернулся кадык.
Горацио встречает оккупантов
рассказом о погибели владык.

«конь леченый…»