– Ваше сиятельство, ваш отец долго теперь будет сердиться на вас, и вам лучше ему не попадаться на глаза. Может, пока уедете к князю? Потому что мне нужно время, чтобы приготовить зелье переселения, его можно сварить только в полнолуние, а оно будет ещё через неделю.
Константин кивнул, а графиня снова залилась слезами. Он взглянул на неё, подсел рядом на одно колено и взял нежные руки в свои.
– Не надо, матушка, я готов принять это наказание.
– Но ты же совсем не понимаешь, что нельзя так себя вести. Мы не так бессмертны, как кажется, в современном веке, куда тебя хочет отправить отец, люди все очень умные и давно уже знают, как убивать вампиров. Я боюсь за тебя, ты же не сможешь контролировать жажду крови.
– Я знаю, абсолютно всё о том мире и от вас, и от ваших друзей. Не переживайте вы так, постараюсь себя контролировать, по крайней мере, где это могут увидеть другие люди. Я буду осторожен.
Она обняла его.
– Вам пора, миледи, его сиятельство скоро вас хватится, и тогда нам всем несдобровать, – Альберт вежливо указал взглядом на дверь.
Графиня молча, глотая горькие слёзы, кивнула, встала и вышла из каморки, затем быстро пролетела по коридорам и залетела в спальню. Мужа там не оказалось, и с волнением вылетела на балкон. Он смотрел вдаль, почувствовав её присутствие, медленно развернулся, глаза ещё горели алым цветом.
– Где ты была?
– Я летала вокруг озера, пытаясь успокоиться, дорогой.
– Тебе не надо успокаиваться, я снова хочу обладать твоим прекрасным телом.
Граф сделал шаг по направлению к ней, и она тут же сбросила с себя халат, представ перед ним во всей красе. Он посмотрел на поцарапанные им ноги жены, нежная кожа ещё не регенерировались, так как порезы глубокие и оставлены не человеком, а вампирскими когтями. Подошёл, взял на руки и, зайдя в спальню, бережно уложил на постель, встал на руки над ней и заглянул в любимое лицо.
– Прости…
– Я люблю тебя… – прошептала она.
Он наклонился к израненным бёдрам, покрывая поцелуями, облизывая раны и уже запёкшуюся кровь. Вскоре от его слюны они полностью затянулись, и начал ласкать нежную женственность. Мейфенг заметалась, а Валентин, наблюдая за её реакцией из-под полуприкрытых век, продолжил ласки, долгие и нежные, сладкие и мучительные, что она уже не выдерживая, застонала, шепча, как заведённая: