При этом у нас настойчиво выспрашивают, правда ли, что кто-то из селян в горных деревеньках поделился с нами хлебом за плату – если бы это было так (к счастью, с нами такого не случалось), то едва ли «продавец» смог бы остаться жить в данной местности. Законы гор, как известно, строги – хлеб и вода для страждущих и жаждущих не могут быть «статьёй дохода»…
Вечером в лагере после трудового дня мы утешаем себя тем, что методически расстреливаем из ружей самодельную бумажную мишень с не слишком художественным изображением образа Анны Исаковны, прикреплённую к стволу дерева. Чувство голода при этом как-то притупляется…
И вот, наконец, в тиши ночи за несколько километров от нас становится сначала едва различимым, затем уже вполне слышимым шум двигателя нашего «уазика». Его не спутать ни с чем другим, тем более что никакого движения в этой отдалённой от цивилизации горной местности в позднее ночное время, конечно, нет.
Мы все прячемся за палаткой.
– Мальчики!.. – наигранно нежным голосом зовёт нас, выйдя из машины, Аня.
А мы все резво бросаемся, но не в объятия к ней, а к загруженной съестным машине и без разбора хватаем всё, что можно съесть или хотя бы просто надкусить, разрывая на ходу упаковки и обёртки.
Расстрелянный «портрет» Анны Исаковны на дереве в тот момент то ли не успели, то ли не захотели снять…
Когда близится день нашего отъезда в Москву, в лагере устраивается празднество – с изрядным количеством мяса и вина, с салютом. Нам весело и грустно. Почти два месяца мы, москвичи, почти слились с первозданной природой, нашли новых друзей (с частью которых поддерживаем отношения и сегодня). Наш общий «доход» в конечном счёте совсем не велик (питание ведь тоже стоит денег!), но неизгладимых впечатлений куда больше.
Надолго запомнились «сауна» в виде жара от нагретых в костре валунов, накрытых палаткой, поиски пропавших на маршруте в горном лесу (вышли за обрезом карты) наших товарищей обоего пола, когда мы с неимоверным трудом продирались сквозь заросли рододендрона, кляня всё на свете.
Осталась в памяти и бесплодная (к счастью!) ночная охота по просьбе местных жителей на медведя, повадившегося наведываться в деревню в неурочный час. До сих пор не могу забыть смех и радость детей в отдалённых горных хуторах, которых мы пытались развлекать, как могли, в дождливые, нерабочие для нас дни (из-за распространённых тогда в тех неприступных большую часть года краях инцестов детишки были сплошь с врождёнными физическими недостатками; нам было их очень жаль)…