политику, уразумели не сразу. А началось все с общего собрания, которое назначили в школе, для проведения политинформации.
Алексей Воронин, пришедший с фронта на побывку, одним из первых явился на собрание. Хотелось увидеть односельчан, узнать новости, да и о себе рассказать.
Зашел он в сельскую школу и глазам не поверил. На стенах висят портреты царя Николая П и его царской семьи, а под
портретами стоит стол, за которым сидят члены сельского комитета:
Алексей с удивлением спросил:
– Разве Вы не слышали, что уже три месяца, как царя скинули? Мы на фронте с офицеров погоны сорвали. А у Вас императорский иконостас? Как это понимать?
Корнев, Сормов и другие члены Комитета, будто и не слышали этих слов, только переглядывались между собой.
Алексей в ярости сорвал портреты, скомкал их и выкинул за дверь. Никто не шелохнулся. Пришли односельчане, и тут Корнев, открывая собрание, обрушился на Алексея:
– Простите Христа Ради, сидим здесь с голыми стенами, как в бане, пришел тут анархист Алешка и посрывал портреты, ни стыда, ни совести не стало.
– Да царя то больше нет! Вы против советской власти, что ли?
– упорствовал Алексей.
– Да ты сам недавно носил царский мундир! – Под дружное молчание сельчан продолжал Корнев.
На том и закончили, не смогли еще определиться жители села в какую сторону метнуться.
Тогда же на исходе зимы вернулись с фронта в соседнее село сыновья многодетного бедняка – братья Спирины, Иван и
Митрофан. Смелые, задорные и боевые, они очень скоро разозли своими поступками местное начальство. Так, что Корнев и его соратники только и ждали случая расправиться с неугодными
«смутьянами», да так, чтоб другим неповадно было.
И случай подвернулся. Решили братья поучить уму – разуму монашек, для чего заглянули в монастырь и начали свою
пропаганду. Мол, пора выбросить этот дурман из головы, расходится по домам, и заняться настоящим делом, какое
прикажет революция. Перепуганные монашки кинулись в келью Матушки Игуменьи, которая в то время отсутствовала.
А братья, тем временем, зашли в трапезную, где стоял
накрытый стол со скудным ужином. В мисках плавала жижа, сваренная из гнилой картошки с репой, да лежал рядом ломоть темного хлеба, выпеченного пополам с лебедой.
В углу стоял самовар с напитком заваренном на целебных
травах, любовно собранных и высушенных летом. Использовали их вместо чая, который и у зажиточных мужиков не всегда был. А рядом стояли, мед да банка варенья из клюквы со свеклой, вместо сахара.