Заграничный поход - страница 4

Шрифт
Интервал


Марк Цицерон

«Вспомним доброе Бородино!» – сказал себе Большаков и дал приказ о наступлении.

Пехота, артиллерия и кавалерия – все было готово к битве. Войска словно шахматные фигуры расположились напротив друг друга на дороге, ведущей из Гданьска в Берлин. Через мгновение послышался выстрел орудий. И началась огненная схватка. Полки перешли в рукопашный бой и перемешались друг с другом. Они дрались, что было сил. Полки Дюваля были разбиты на голову и русские полки вошли в город…

Жестокая схватка продолжилась внутри города: свистели пули, слышались крики. Медленно, но бойко полки Сейсмоловича подходили к старой части города. Они дали жару французам!

Французские солдаты боялись смерти, но ничуть не меньше они боялись не оправдать ожиданий Родины, показаться трусливыми и беспомощными. Поэтому шли в бой за империю, которая служила, по большей части, только интересам Наполеона.



Неужели это господство одного человека стоило таких жертв? Да еще и жертв земляков – французов? Жертвование гражданами своей страны ради непонятной цели, бессмысленного захвата Мира является не выражением патриотизма и любви к своей нации, а, напротив, выражением безразличия к судьбе своих подчиненных.

А тем временем в Берлине простые жители уже пали духом и не верили в освобождение, пока не узнали, что русские войска идут им на помощь.

Разграбленные и изможденные они подбегали к окнам и не верили своим глазам, что чудо спасения становилось реальностью. Отец обнимал детей, дети – мать. И, казалось, ничего лучше быть не может!

Но, вот, Гренье в своем штабе так не думал, он чувствовал приближение конца французского господства в городе. Генерал собрал вещи и вместе со служащими штаба и спасенными войсками бежал по дороге, ведущей в Виттенберг.


Глава V. Жизнь в берлинском штабе

Существование бедности дает уверенность, что грязная работа кем-то делается.

Герберт Ганс

Сейсмолович дал приказ переформировать французский городской штаб на российский. Генерал-майор вошел в штаб и внимательно осмотрел кабинет Гренье. Он не особо изменился после ухода французов. На стене по—прежнему висела картина, написанная малоизвестным немецким художником, поставившим в углу своей работы огромную и заковыристую роспись. А на столе догорала свеча. Николай Александрович устало опустился в кресло, расстегнул мундир, затем тщательно стал проверять каждый ящик письменного стола… Кое-какие документы привлекли его внимание, но, увы, нет. Ничего ценного не было. Был известный военный устав Франции, старые приказы. Но не было ни тактики боя, ни планов на будущее.