доме. В доме той, кому я дочь. И даже многолетнее моё непослушание – всего лишь её черта и её мне малый подарок.
А вот обратно надо улетать. Скоро, стремительно, с чемоданом подарков и особенных, необычных лакомств. Крылья распахиваются светом и силой, как и прежде, сразу за порогом, как будто спадает груз с плеч. Улетаешь к любимым, к дому, который смогла создать. Я ушла в своё странствие бродягой без денег, талантов, назначения – никем вообще. И выстроила по изначальному проекту души вот это, о чём всегда пелось сердцем: дом с розами и верхушками сосен за окнами, закатами и рассветами в занавесках, в доме дети, семья, творчество, право голоса, сознание.
На этой планете мне теперь есть где сказать: «Ну вот я и дома! Всем при-вет!». И вся-то дорога назад – часа три-четыре, не больше.
Расстояние – это обман. Мы все рядом. И самое длинное путешествие мы совершаем в душе и собственном сердце, когда ищем и находим – наконец-то – себя самого.
Первые года четыре моей жизни – период экспериментально-разрушительный. Любой совет или комментарий взрослых, которыми были абсолютно все вокруг, проверялся мною на практике в обязательном порядке.
– Утюг горячий, бо-бо. Не трогай!
И мама отворачивалась.
Ох ты ж!.. И правда, горячий! Шрам на руке видно до сих пор.
Яйцо хрупкое? Об ковёр. А на дощатый пол? А если взять большую высоту?..
Еда, одежда, звуки, запахи, тело – всё проходило абсолютную проверку на вероятность совпадений с прилагаемой «инструкцией».
К трём годам я перешла к исследованию форм, объёма, трёхмерности и соотношения предметов. Как раз тогда отец привёз из рейса, время тотального дефицита, золотых рыбок. Очевидно, рыбки были маленькими, потому что в трёхлитровой банке на подоконнике их плавало – счёта я тогда не знала – явно больше двух. Очень они мне были интересны, и я рассматривала их бесконечно: нарядные хвосты, плавники, удивлённые, навыкате, глаза, и мне нравился их беззвучный, но оживлённый разговор.
А рядом в широкой жестянке из-под консервов у отца взошла рассада, только-только – к его приезду, плотное множество крохотных зелёных росточков. Отец вечно экспериментировал, мечтал, и вот – что-то там посадил.
Рассада мне тоже нравилась в отличие от мамы. Мама считала отца человеком ненормальным, сосредоточив в нём все причины своих бед. Это означало, что и рыбки, и рассада, смех отца, а заодно и я с братом – все мы были вражеской армией, желающей маме зла.