И волновали его до глубины души танцующие губы, окрашенные помадой оттенка “вечернее рандеву”, настойчиво повторяющие цвет волос; губы в морщинках, кривящиеся и плюющиеся; ими шлёпала вызывающе пошлая жизнь, возложив над собой хлеб, и странно привлекательным мнилось, что к ней можно бы и прилепиться, имея собственные усы, то есть запечатлеть обоюдное касание, и словно бы сотней крючков зацепиться за сотню петелек – липучкой – присовокупиться друг к другу; но не подразумевая что-то интимное, разумеется! – а всего лишь чтобы разделить хлеб насущный на поле почтовой брани.
Для Баканова – истинного репея – это было щекотное побуждение.
Его несколько смазал импозантный мужчина в шерстяном пальто. Он вышел из очереди. Возник слева от студента, обдав ароматом дорогого парфюма.
– Уважаемый, – повторил мужчина внушительно, и студент заметил, как от этого басовитого раската дрогнуло у раскрасневшейся Твердыщевой под бейджиком; сам он незнакомца разглядел периферийно, ибо основное внимание удерживал на том надгубном вояже, – уважаемый вы мой, это же “Почта России”. Поймите, будьте снисходительны. По стране сорок тысяч отделений. Учреждение бедное, не без недостатков. Здесь такие же простые люди, как мы с вами. Но за восьмичасовой день получают они в разы меньше. Какие там онлайн-покупки?! Буквально хлеб и вода. “Почта России” – это и есть Россия. А? Ну бросьте. Всё же при вас. Будем гуманны… Осталось десять минут до закрытия. Это по две минуты на каждого в очереди. Тут ещё женщина за вами, и женщина с ребёнком, и люди…
Люди и женщины уже не роптали. Ребёнок спал.
Взывая к снисхождению, с потолка сфланировал кусок побелки и лёг на шаткий стол у стены, который, вопреки предназначению, только усложнял заполнение бумаг.
В трёх метрах от Баканова выдохнуло спёртым воздухом, приоткрылось окошко для выдачи бандеролей и посылок. Белёное устье его было вытерто. Тут бока, плечи, локти, ладони – всё соприкасается, крошит, шлёпает и давит, стремясь поскорее забрать своё. Здесь податливые стены, подобно намоленным святыням, несут следы пилигримов. А ещё окошко было заляпано чернильными пятнами, мимолётными рисунками и скабрезными репликами. За стеной шумело соседнее отделение, где бандероли и посылки принимали. Так повелось на почте, что обязательно завести несколько помещений, несколько жестяных дверей и удручающие залы. И в одном тебе надобно купить марку или коробку, а уже отнести конверт или посылку предназначается в другое.