Ответом мне был громкий мужской хохот и повторный пинок:
– Поднимайся, шевелись, сука! Кому сказал!
Чьи-то руки грубо дернули меня вверх, за ворот, силой усаживая на кровати. Приняв насильно навязанное мне вертикальное положение, стало легче. Кровь быстрее побежала по венам, согревая замершее без движений тело. Я подняла руку и попыталась выдернуть из его цепкого захвата края своей, собранной им в кулак, блузки, но он не отпускал. Глаза все еще слезились от яркого света, но, несмотря на это, я старалась сфокусировать утомлённое зрение и с упрёком посмотрела на удерживающего меня мужчину, упрямо вздернув вверх свой подбородок.
– Ты ее смотри, Мишань, – хохотнул и вмешался другой, – не трогай. На эту Серый дал особые распоряжения!
– Да никто ее трогать не собирался! Пусть встает, когда говорят, тогда и прикасаться к ней никто не будет!
Услышав его, я попробовала подняться самостоятельно. Мужчина сразу отпустил меня, сделав внушительный шаг назад, позволяя встать на ноги, но тело не желало подчиняться мне, поэтому пришлось опереться на железную спинку кровати и подтянуться на руках. Он больше не говорил со мной, не прикасался ко мне, только указал на выход и дальше по коридору в сторону уборной, куда меня обычно выводили два раза в день. Но сегодня мы прошли мимо…
Ушли не дальше следующей двери. Открыв ее, он отошел в сторону, пропуская меня внутрь, но я застыла на пороге, поэтому ему пришлось слегка подтолкнуть меня в спину, чтобы я вошла в наглухо закрытое помещение грязной душевой. По всей видимости ею долгое время никто не пользовался. Оно и понятно! Прислушиваясь к окружающим звукам, никогда не слышала ни одного живого движения вокруг, а это значит, что «гостья» в подвале была я одна.
– Ну же! – снова прикрикнул на меня кто-то из провожатых, – Раздевайся! Воду включай! Или тебе помочь?
Отчетливо понимала, что никто из них не выйдет. Они не оставят меня одну… Их грубый дружный хохот словно хлестал меня по лицу. Я не настолько наивна, чтобы не видеть, что именно мое унижение доставляет им особое извращённое удовольствие.
Войдя в глубь просторной душевой я осмотрелась: грязная, когда-то белая одинаковая керамическая плитка под ногами и на стенах, местами прошитая тонкими венами трещин, местами сколотая вовсе. Два старых «барашка» на кране и ведущая от них вверх под самый потолок тонкая труба с душевой лейкой на ней, сплошь покрытая бурой ржавчиной.