* * *
Эта вакханалия продолжалась три дня. Мужчины пили, ели, курили и временами проваливались в сон. Кто на диване, кто прямо на кровати рядом с жертвой. И при этом не забывали баловаться с новой игрушкой, каждый на свой лад. Иногда по очереди. Но чаще все разом. Они вытворяли с ней такие вещи, о которых она даже не подозревала, но коих в богатом арсенале их извращенной фантазии было не счесть.
Нелли была ни жива, ни мертва. Она потеряла счет времени. Не понимала, день идет, или уже ночь. Или начался следующий день. Ее не кормили. Только иногда поили, и то каким-то крепким алкоголем. Так, потехи ради. Сознание отключалось. Связь с реальностью терялась. Ей не позволяли одеваться и отлучаться от кровати. Нужду она справляла здесь же. С ней сношались постоянно. Казалось даже беспрерывно. В разных позах. С разным количеством людей. Иногда все происходило быстро. Но мужчины стали привыкать к наложнице. Новизна и острота ощущений пропала. И тогда ее безвольное, сдавшееся тело мучили по нескольку часов кряду. Многочасовые пытки с ее организмом сделали свое дело. Боль притупилась. Стала не такой острой, но постоянной, ноющей.
Они что-то принимали для подзарядки энергии. Но на нее им было ровным счетом все равно. Она, то потрепанной, изломанной куклой валялась в ногах кровати. То сворачивалась клубочком в изголовье, стараясь стать как можно меньше, незаметнее. То свешивалась по пояс с кровати вниз, когда ее жестко рвало одной лишь желчью. Простыни, вместе с покрывалом, давно стали грязными, похожими на тряпье. Из промежности, что не успевала заживляться, вытекала окровавленная сперма. Оставляла следы и разводы и перемежалась с пятнами темной от фекалий спермы. Да она и сама превратилась в тряпье. В лохмотья от когда-то существовавшей девушки. В то, что от нее осталось. В смрадную ветошь. В поруганную рвань.
Глаза ничего не различали. Никого не видели. Она перестала что-либо воспринимать, чувствовать. Когда Юра, самый жесткий в обращении с ней, прижег ее кругляшом сигары, она лишь слегка поморщилась. Хотя на чувствительной коже осталось большое кровавое пятно. Ее не волновали ни звуки, ни запахи. В нее могли влить стакан горящего абсента, и она безропотно глотала. И только замедленное сердцебиение подсказывало, что она все еще цепляется за жизнь.