Почти сразу вслед за этим наступает тишина, через мгновение нарушаемая громогласными возгласами Мамы, которая вкатывается через дверь из холла со стремительностью атакующего носорога.
Мама. Где тут мой Брик, где мой дорогой малыш?!
Папа. Извиняюсь! Включите поскорей снова!
Все очень громко смеются. Папа известен своими насмешками над Мамой, и громче всех смеется этим его шуткам сама Мама, хотя иногда они бывают довольно жестокими, – тогда она берет в руки какую-нибудь вещь или начинает суетливо что-нибудь делать, чтобы скрыть обиду, которую не может замаскировать даже громкий хохот. На этот раз она в отличном настроении: после того как ей сообщили вымышленное «медицинское заключение» о состоянии здоровья Папы, у нее отлегло от сердца. Поэтому сейчас она лишь глупо и смущенно хихикает, глядя на Папу, а потом оборачивается к Брику – все это очень живо и энергично.
Мама. Вот он где, вот мой дорогой малыш! Что это у тебя в руке? Отдай-ка этот стакан, сынок, твоя рука создана, чтобы держать вещи получше!
Гупер. Посмотрим, как Брик отдаст свой стакан!
Брик отдает стакан Маме, предварительно осушив его. И снова все разражаются хохотом, одни – тонким, другие – басовитым.
Мама. Ах ты мой плохой мальчик, ай-ай-ай, мой бяка мальчик! Ну поцелуй свою мамочку, непослушный шалун! Глядите-ка, не хочет, отворачивается. Брик никогда не любил, чтобы его целовали и лезли к нему с нежностями, – видно, он всегда был слишком этим избалован! Сынок, выключи эту штуку!
Брик только что перед этим включил телевизор. Выключает.
Терпеть не могу телевизор; уж радио – хорошего мало, а телевизор – того хуже. (Пыхтя, шлепается на стул.) Ой, что же я тут-то уселась? Я хочу сидеть на диване, рядом с моим любимым, держаться с ним за руки и ласково прижиматься к нему!
На Маме все то же черно-бело-серебристое платье. Его крупный асимметричный рисунок, напоминающий пятнистую шкуру какого-то массивного животного, блеск больших бриллиантов и многочисленных жемчужин, сверкающие бриллианты, вделанные в серебряную оправу ее очков, ее трубный голос и зычный хохот – все это с момента появления Мамы буквально заполняет собой всю комнату. Папа смотрит на нее с постоянной гримасой хронического раздражения.
(Еще громче.) Ваше преподобие, эй, ваше преподобие! Дайте-ка мне руку и помогите встать с этого стула!