– Саш, мой руки и спускайся!Сейчас будет обед! – папин окрик застал меня за перекладыванием вещей в шкаф.
– Иду! – обед был бы весьма кстати, потому что, кроме непонятной булочки в самолёте, я сегодня ничего не ела.
Кухня была большой, чистой и современной. Стильные шкафы скрывали посуду, большой холодильник тихонько гудел в углу. А на стеклянном столе на шестерых стоял набор из солонки с перечницей и две широких плоских тарелки.
Едой совсем не пахло. Похоже, папа не часто использует это место по назначению.
– Ты звал меня поесть или приготовить еду? – не могу удержаться от иронии.
Он обернулся и вопросительно посмотрел на меня.
– Ты умеешь готовить?
– Конечно.
На его лице отразилось такое облегчение, что я рассмеялась. Отец тоже смущённо улыбнулся и признался.
– Ну не даётся мне кухонная премудрость. Всё или сгорает, или остаётся сырым. Если ты возьмёшь на себя готовку, спасёшь нас обоих от гастрита.
– Окей, я люблю готовить. Только продукты нужны.
– Вечером поедем в гипермаркет… – он не договорил, потому что раздался дверной звонок, и отец умчался открывать.
Вернулся довольный, с двумя коробками пиццы.
– Вот и наш обед, садись, – махнул мне.
Я села на указанное место и дождалась ароматного куска с перцем, салями и свисающим паутинками сыром.
– Ну как?
Супер. Я подняла большой палец, продолжая жевать. Папа удовлетворённо кивнул, тоже не забывая откусывать от своей доли.
Это было классно и ново для меня. Мама не признавала фаст-фуд, особенно, на обед.
Чувствую, мы с отцом поладим.
Мы весело болтали обо всём и ни о чём одновременно. Причём оба старались не упоминать маму, чтобы избежать неловкости. Для меня ещё слишком свежо было предательство, а отец… Чем он руководствовался, я не знаю.
Оказывается, папа взял сегодня отгул, чтобы провести день вместе и познакомиться со мной. Поэтому, покончив с пиццей, мы отправились на море.
Этот момент был очень волнительным. Море я видела один раз, когда мне исполнилось два или три года. Тогда мои родители ещё были вместе, и мы отдыхали на юге всей семьёй. Затем они развелись. И мама больше ничего не хотела слышать о море, видимо, воспоминания были слишком болезненными.