Не может быть страшно.
Мои руки больше не подчиняются здравым суждениям, не слышат отчаянного вопля рассудка, предостерегающего об опасности. Ведь этот мужчина – самая что ни на есть прямая угроза. Я видела то пламя ярости, что сулило мучительную гибель. И то, как совсем недавно, на площади, он помог мне, не позволяет обманываться в обратном. Хотя, признаться, вся моя суть тянется именно к чему-то подобному. Тому, что рядом с ним не так опасно, как виделось поначалу. Да, обманывать саму себя – слишком искушающее заблуждение. И всё равно мои пальцы скользят по грубой плотной ткани, касаются внешней стороны ладоней. Словно раскаленные угли схватила – не чужие руки затронула.
Отдёрнула ладони, едва сдержав порыв отшатнуться. Нет, он сам меня не держит. Всё ещё держит что-то иное, составляющее ту маленькую непонятную часть меня, о наличии которой и сама прежде не подозревала. Не подвластное. Ни мне. Ни ему. И я снова, как околдованная, нарушаю собственные запреты.
Плавно обвожу овал лица, касаюсь подбородка, веду по губам, чувствуя очередное обжигающее дыхание теперь уже на кончиках своих пальцев. У самых ногтей слегка покалывает, и я невольно ловлю себя на мысли о том, что мне нравится это болезненно узнаваемое ощущение. Да, я помню черты его лица. И мелкую паутинку в уголках сумрачных глазах. Нет, я всё ещё не вижу. В действительности. Но моя память играет со мной злую шутку. Ибо в кромешной темноте сумрачный взор разгорается ещё ярче. Едва ли наваждение какое-то, однако больше и не существует ничего, кроме…
«Сарп», – услужливо подсказал внутренний голос, подталкивая сказать то же самое вслух.
Просто имя. Без упоминания принадлежности к древнему роду чужого княжества. Без обозначения того, кем он является.
Вот я и…
– Не знаю, – произнесла совсем тихо.
Почему я так сказала?
Да просто потому, что я не имею никакого права поступать иначе!
Не должна я его знать. Нельзя! Только не его. Ни за что!
Одним рывком стянула с себя повязку, ошалело уставившись в сумрачный взор, глубиной в настоящую пропасть. Пребывала в шоке больше от собственных умозаключений, нежели от того, с каким пристальным вниманием смотрел в ответ эрранский наместник. Так и смотрела на него, горькой усмешкой судьбы не в силах отвести взгляда, пока самым позорным образом пятилась назад, вместе с тем пытаясь привести в норму собственное дыхание и унять участившееся сердцебиение. Ни то, ни другое так и не выровнялось. А я… резко развернувшись, банально сбежала из сада, ни разу не оглянувшись на оклик других гостей и даже князя-отца.