[2] Труна — гроб.
Пацан оказался калачом тёртым, и,
видать, смекнул что-то. Пока чушь про котов молол, сделал пару
незаметных шагов назад, а потом, крикнув так, что уши заложило,
попытался рвануть наутёк.
Не преуспел — князь самолично
достал его длинным уколом сабли в спину, угодив аккурат под левую
лопатку.
Говорун лежал на снегу, повернув
голову, и рыбой беззвучно открывал рот, будто пытаясь дорассказать
про котов. Потом у него ртом хлынула кровь, он дёрнулся пару раз и
затих.
Князь вытер саблю прямо о спину
покойника, вбросил её в ножны и ругнулся матерно, но не с чувством,
а как-то ровно и безжизненно. А потом добавил:
— Всё, сделано дело. Чисто
сделано, болтать некому будет. Валить нам пора. Темнеть скоро
начнёт, а нам с тобой ещё всю ночь скакать.
— А здесь прибрать? —
растерявшийся Антипа неопределённо повёл руками вокруг.
— Одурел, что ли, с
испугу? — князь демонстративно постучал по голове. —
Здесь через полчаса волки будут — звери и приберут всё. Здесь
самые волчьи места, а этих через несколько дней найдут, не раньше.
Тогда здесь и убирать уже нечего будет, по одежде Адашевых
опознают, а с разбойниками никто и разбираться не станет — и
так всё понятно.
Князь вдруг схватил Антипу за
воротник, и, притянув к себе, сказал страшным шёпотом:
— В возке приберись, и догоняй.
Я Сидора проведаю, а потом в лесу у коней буду. Только на совесть
приберись, понял!?
Антипа только и смог судорожно
кивнуть.
Князь разжал кулак, толкнул Антипу в
грудь и, не оглядываясь, побрёл по дороге. Шатался, как будто
пьяный.
Антипа, волоча за собой шпагу,
безжизненно пошёл к возку. Внутри всё было деревянным — этот
безумный день, казалось ему, как будто выжег его досуха. Он шёл, ни
о чём не думая, а вокруг была полная — какая-то даже
неправдоподобная — тишина. Только снег хрустел под ногами, и
Антипа впервые в жизни понял, почему такую тишину называют
«мёртвой». Снег продолжал хрустеть, и убийца вдруг осознал, что с
неба давно сыплет снег, причём сыплет хорошо, и через час-полтора
всю эту кровищу накроет чистым белым одеялом.
Тиун подошёл к возку и молча рванул
дверь. Он ожидал увидеть внутри что угодно, но только не то, что
предстало его взору.
Эта дура кормила младенца грудью!
Представляете, вытащила своё вымя,
сунула сосунку в рот, а сейчас молча смотрела на недавнего
любовника заплаканным овечьим взором.