Тело шло
по улице пружинистой походочкой вразвалку, смоля папиросу. Змей
слева старательно копировал друга. Я угорал со смеху над ними, со
своего наблюдательского пункта. Какие же мы бываем смешными в
детстве. Уличные пацаны уважительно здоровались с Чикой. Видимо
этот дрыщ имел здесь какой-то авторитет, но меня это мало радовало.
Перспектива перманентных драк, отъема денег у мелкоты и попадание
рано, или поздно на шконку не вдохновляла.
Чика жил
на четвёртом этаже. Не успела отвориться входная дверь, как
почувствовался затхлый запах. Мать спала в темной комнате одна. В
большой комнате располагались обыденный сервант с остатками посуды
и статуэтками, черно-белый измученный телевизор на тумбочке, диван,
обитый грязной бежевой тканью с пятнами вина и прочих жидкостей.
Посередине комнаты лежала ковровая дорожка, давно не чищенная.
Сверху весёлую картинку дополняла желтая люстра-тарелка, вся в
пятнах от жизнедеятельности мух.
На кухне
громоздилась гора немытой посуды, и повсюду стояли банки с
желтоватой жидкостью. Чика слил эту мочевину из разных банок в две
кружки и сунул одну приятелю. Они прошли в большую комнату,
включили телик и развалились на диване. Посасывая пивко, пацаны
лениво перебрасывались ничего не значащими словами-эмоциями.
Голубоватый экран транслировал монохромное изображение мероприятия
с участием самого Брежнева. Генсек принимал в Кремле и целовал
взасос негра из недоразвитой страны.
Рука
Чики вдруг полезла расстегивать ширинку, его приятель тоже
расстегнулся. Я запереживал и надумал срочно вмешаться. С трудом
слушающейся чикиной рукой запихнул обратно то, что успело
вывалиться из интимных глубин. Змей, уставившись в телик, с
пионерским задором теребил свое хозяйство, эротично придыхая. Мама
дорогая, куда меня занесло!
Брежнев
на экране продолжал извращаться с неграми. Змей продолжал подрывать
основы нравственности, оглашая покой квартиры все более
нарастающими стонами. Я просто охреневал на всю эту красочную
акварель.
Наконец,
Вовка кончил под протяжный вой, который органично вплелся в храп
матери и бубнеж телика. Подозрительно уставился на меня:
- А ты
чего не гонял лысого?
- А что,
должен был? – мявкнул по-еврейски вопросом на вопрос.
Друган
состроил моську, которая давала понять, что я выбился из привычного
образа.