Вино подали мгновенно. Официант был осведомлен, что это гости его хозяина. Барон пригубил напиток и одобрительно кивнул — вино отменное, можно пить смело.
Оркестр заиграл какую-то совсем незнакомую мелодию — страстную, томную и с болезненно-грустным надрывом. Несколько пар начали странный танец. Екатерина смотрела не них как завороженная:
— Что это?
— Аргентинское танго. Новый модный танец — господин Мариш много времени проводит в Аргентине.
— Вспомнила! — у девушки загорелись глаза. — Да, я слышала о нем. У нас в Институте кто-то принес пластинку. Девушки пробовали танцевать, но не так, совсем не так… Потом оказалось, что танго запрещено во всех учебных заведениях. Но как же это красиво! И музыка! Какая музыка необыкновенная…
Барон пытливо посмотрел на нее:
— Этот танец родился в притонах Буэнос-Айреса. В Европе считается непристойным, и, как считаю, совершенно несправедливо. Хотите попробовать?
— Очень. Но у меня не получится.
— Это проще, чем вы думаете. Без сложных пируэтов, конечно. Я очень люблю этот танец. Идем? — он протянул ей руку.
Она вспомнила их странный вальс в пустом и темном зале Дворянского собрания. Их наваждение. Видимо, барон тоже вспомнил его и поддался слабости. Она не возражала — пусть они вернутся в прошлое хотя бы на несколько мгновений и только в воспоминаниях.
— Этот танец вначале партнеры танцуют на расстоянии вытянутой руки.
— А потом? — тихо спросила Екатерина.
— Потом у нас не будет, — он осекся и продолжил, — дальше пойдут сложные фигуры. Ограничимся простым началом, — он осторожно взял ее за талию, а она положила ему вытянутую руку на плечо, как делали другие пары. — Теперь закройте глаза, просто слушайте музыку и доверьтесь мне. Кавалер уверенно ведет, дама красиво следует.
Она закрыла глаза и легко заскользила по паркету, покорно подчиняясь его желанию. Она поняла, что Генрих много не договорил об этом странном танце.
Танго... Загадочное, чувственное, волнующее... Танец полностью подчинил ее воле барона, и она не сопротивлялась, просто следовала за ним. Она растворилась в танце и в музыке. Это было ни с чем не сравнимо — страсть и обжигающий холод, любовь и ненависть, обреченность и надежда. Целая жизнь и бесконечная, такая многогранная любовь.
Танец закончился, и девушка открыла глаза:
— Это было прекрасно, — благодарно вздохнула она, глядя в лицо фон Берга.