по счастью,
совпадали, что Генрих счел добрым знаком.
И у меня зияет в сердце рана,
Что нанесла жестокая Диана.
Как описать мучения мои?
Я знаю: смерть мне эта рана
прочит...
Добить меня прекрасная не хочет
И вот ни жив, ни мертв я от
любви[27]
Н-да, у Генриха бы так не получилось. Существовал, конечно,
риск, что его маленький обман раскроется, но Агриппа все-таки не
Ронсар, не так уж известны его стихи.
Генрих присыпал письмо песком и помахал им в воздухе, чтобы
чернила скорее высохли. Потом сложил вчетверо и бросил в ящик
стола.
До вечера было еще далеко, и, чтобы скоротать время, Генрих
заперся у себя в кабинете с новой книгой. Это был скандальный
трактат Макиавелли «Государь». Генрих увлеченно перелистывал
страницы, удивляясь,до какой степени циничный итальянец иногда
бывает прав и как глупо временами ошибается.
Генрих знал, что Екатерина Медичи весьма почитала труды своего
земляка. Четыре года назад, действуя в полном соответствии с его
идеями, королева-мать благословила Варфоломеевскую ночь – страшное
преступление во имя победы над мятежом. Тогда всем казалось, что
победа и вправду достигнута. Но где она теперь? Где та великая
победа, оплаченная столь дорого? Прошло всего четыре года, а
королевский дом теперь слаб как никогда. Почему? Почему так
случилось, ведь все казалось таким простым и прочным?
В дверь постучали, вошел Агриппа. Старый друг мог входить без
доклада. Генрих только кивнул ему на стул, прося подождать, пока он
дочитает главу. Но Агриппа остался стоять, и Генрих был вынужден с
сожалением отложить книгу.
– Я уезжаю, – сказал Агриппа, глядя в сторону, – прошу принять
мою отставку.
С этими словами он протянул Генриху прошение.
– Куда? – не понял Генрих, еще оставаясь в своих мыслях
и не сомневаясь, что очередная блажь друга сейчас
разъяснится.
Рука с листом бумаги повисла в воздухе. Агриппа свернул его в
трубочку и похлопал себя по бедру.
– Не по мне все это, сир. Вся эта придворная чехарда, – нехотя
объяснил он.
Ах, вот оно что. Генрих давно ждал и боялся этого, а когда
случилось, оказался не готов.
– Если бы жив был мой отец, что бы я сказал ему про все эти
пляски да пьянки, охоты с Гизом да распутных баб? –
продолжал между тем Агриппа, – Разве для этого он произвел меня на
свет? Когда я ехал в Париж, вы были в беде и нуждались в помощи. И
я пришел на помощь. А сейчас? У вас хватает друзей и без меня. Нет,
сир, вы как хотите, а я займусь, пожалуй, чем-нибудь другим.