Дальше рассказывать скучно. Куда-то подевались друзья, бесследно исчезла, будто ее и не было никогда, любимая, дома перестал звонить телефон. Когда Витя продал свой последний серебряный кубок – он получил его в Австралии, – то деньги не пропил, как обычно, а пошел к частному наркологу. Тот оказался бывшим спортсменом и сказал, что Виктору не лечиться надо, а о жизни задуматься.
– Ты же молот метал, – сказал странный нарколог. – Ну и считай, что так далеко метнул, что его и не видно, и искать не надо. Себя найди. Жизнь на стадионе не заканчивается. Я тебя, конечно, полечу, но и ты сам себя вылечи.
С Петькой Черновым и ушел Виктор в свою первую полярную экспедицию. Сначала был разнорабочим, потом, уже на полюсе, освоил специальность сантехника. Силушкой его природа-матушка наделила щедро, из старых привычек сохранил он ежедневное, в любую погоду, обливание ледяной водой и непременную зарядку. Завязать с алкоголем окончательно и бесповоротно ему так и не удалось – пил, правда, умеренно, но ежедневно. В суждениях оставался резким, но, зная его силу и взрывной необузданный нрав, никто с ним старался не конфликтовать. Кличку Афоня, полученную на той зимовке, где впервые работал штатным сантехником, поначалу ненавидел, потом смирился.
***
С моряками у полярников и впрямь отношения не сложились. На ледоколе словно существовали два отдельных государства, находящиеся в состоянии холодной войны. Своего презрения экипаж ледокола и не скрывал. Называли полярников бичами и алкашами. Сами-то они тоже к рюмке прикоснуться были не прочь. Но у них дисциплина, квасили втихаря, в своих каютах, потом проспятся – и на вахту. Форменная тужурка, выбрит до блеска, поди скажи, что накануне пол-литра, а то и больше, на грудь принял. Полярники же, уж если дорывались до бутылки, гудели по-черному – шумно, с песнями под баян, шлялись расхристанные по палубе, которую сами же потом от своих нечистот и отмывали, – без этого ни одна пьянка не обходилась. Мерзость, да и только. Тот же сантехник Афоня, не чуждый, как выяснилось, изящной словесности, беря в руки швабру, говаривал: «Эх, едрёна-матрёна, в нашем дальнем море-окияне блевотина подымает паруса».
Начальство этому разгулу не препятствовало. Да и какое у них на ледоколе было начальство?! Это у моряков – капитан, старпом и прочие командиры, а полярники своего начальника экспедиции только издали и видели, за все время пути от Санкт-Петербурга до Южного Полюса тот умудрился даже ни разу не спуститься на ту палубу, где жили зимовщики.