– Хорошо то как! – радовался Юрий Григорьевич. – Не помереть бы!
Он всегда боялся помереть, когда чувствовал себя счастливым. Ему казалось, что быть счастливым ему, такому маленькому человеку, просто непозволительно. А если ангелы небесные придут по его душу, а он тут счастливый, что они скажут?
– Так вот что ты за человек, Юрий Григорьевич, мы за тобой, а ты уж и позабыл про нас? – упрекнут его серафимы. – Значит, не нужно тебе царство небесное, ты и тут достаточно счастлив? – обидятся и улетят восвояси.
«Нет, счастливым быть страшно, – думал Юрий Григорьевич. – То ли дело быть свободным! Работаешь себе от зари до зари, на радость людям, себе на увлеченье да на кусок хлеба».
Такая нехитрая философия давала ему уверенность, что он всё в жизни делает правильно, что даже ангелам его не в чем упрекнуть, а это для человека немало значит. Он был человеком, уверенным в себе и в завтрашнем дне.
Сегодня была репетиция хора «Журавушка», и все уже собрались. Юрию Григорьевичу нравилось репетировать с этим коллективом потому, что все участницы хора были намного старше его. И, конечно, баянист был единственным мужчиной в этой клумбе очаровательных дам. Про себя он называл их «Тысяча лет на восьмерых», имея в виду сумму их возрастов.
Они вышли на сцену и пели, не глядя в зал. Пустые кресла в зрительном зале как-то сковывали артистов, строго глядя и слушая их выступление. Куда приятнее было видеть зал, заполненный людьми, которые ровными рядами сидели в этих креслах. Хор спел «Пчёлочку златую», «Верила, верю», потом что-то ещё, но репетиция была остановлена. Из-за кулис показалась замдиректора по хозчасти Шлякова, которую за глаза называли Шапокляковой за её страсть делать людям гадости.
– К директору, – сказала Шлякова, глядя на Юрия Григорьевича. Потом перевела взгляд на хор и скомандовала: – Домой.
Дамы стали медленно расходиться, Юрий Григорьевич отложил гармошку и привычным жестом, высоко подняв кепку, попрощался с «Журавушками».
– Ну, бывайте!
Не скрывая досады от прерванной репетиции, ведь нужно было ещё столько повторить, он отправился к директору.
В кабинете директора было очень светло и пыльно. Выгоревшие обои и афиши прошлых лет скрывали под собой ещё более выгоревшие обои и афиши совсем давно прошедших лет. В кресле сидел человек, который, уже будучи на пенсии, младенцами нянчил каждую из «Журавушек». За столом сидела мумия человека, который видел ещё первые обои своего кабинета, уже находясь в таком засушенном состоянии. Юрию Григорьевичу даже показалось, что от кресла директора до его плеч тянулась густая паутина.