– Постарайтесь не употреблять наркотики, – советую я, и мы оба смеемся. – Серьезно, умеренность никому еще не вредила. Особенно с возрастом.
Я знаю, что он не изменится. У него уже был один инфаркт. Очередные выходные могут стать для него последними. Я буду скучать по его умопомрачительным историям, бархатному смеху и блеску в глазах, когда он в мельчайших подробностях рассказывает о близняшках, с которыми провел уик-энд в мотеле.
Они приходят и уходят, люди приемного покоя. Лицо за лицом, история за историей, тело за телом. Каждый заперт в собственном пространстве. Иногда я просыпаюсь среди ночи и вспоминаю, кто поступил, а кто выписался.
Столько людей. Столько зависимостей. Порой мне трудно поверить, что мы живем своей жизнью. Скорее, жизнь живет нами. Мы – лишь пешки в этой бешеной гонке, пытающиеся зубами удержать ускользающие дни, которые стремительно уносятся прочь и исчезают за горизонтом. Колеса проскальзывают на льду, и мы мчимся без тормозов к очередному повороту.
Вот Дэвид из седьмой палаты. Дэвид – наркоман, он подсел на дилаудид. Дилаудид – это обезболивающее, опиат.
Когда мы познакомились, Дэвид не был человеком приемного покоя. Он просто катил по дороге жизни – крыша откинута, лицо подставлено солнцу, впереди прямая ровная дорога. Он работал в гараже «Эмералдс» на углу Второй и Мейн-стрит, чинил дизельные двигатели. У него была прелестная подружка, квартира – и будущее. А потом как-то вечером после работы он уронил на пол кухни мобильный телефон. Стекло треснуло, и от злости он со всей силы врезал кулаком по шкафчику над раковиной.
Две пястные кости, которые можно нащупать на тыльной стороне ладони, щелкнули и сложились, как сломанные карандаши.
– Это называется «переломом боксера», – сказал я ему, занимаясь его рукой. – Вам нужно сделать операцию, чтобы кости срослись правильно.
Он кивнул – собственная глупость его явно смущала.
– Такое случается, – подбодрил его я. – Просто займитесь рукой и будете как новенький.
Я велел ему обратиться к хирургу-ортопеду, чтобы тот выправил его кисть. Дэвид поблагодарил, и мы расстались.
То есть я так думал.
Но Дэвид не пошел к ортопеду. Не пошел совсем. Он стал принимать выписанное мной обезболивающее – перкосет, наркотик. И когда он принял первую таблетку, во мраке, царившем в его разуме, вспыхнул свет. Свет был настолько ярким, что ослепил его и затмил весь остальной мир.