– Вы не должны винить себя, доктор, – твердо ответил Хьюман, обходя изголовье стола и с наслаждением разглядывая бездыханное тело, а в его глазах светилось торжество. – Господь в своей бесконечной мудрости устал от бесполезных попыток наставить эту грешницу на путь истинный и решил покончить с ее жалкой жизнью.
– Да, но…
– В этом не может быть никаких сомнений, – оборвал он Коварда тоном человека, который ни на секунду не сомневался в том, что абсолютно прав. Неуверенность, явно, была ему чуждым качеством. – Это воля Всевышнего, следовательно, вам не о чем переживать. Скорее, наоборот! Вы, как и я, должны возрадоваться тому, что на этой грешной земле стало одной блудницей меньше, а Божьего помысла больше.
– Не сомневаюсь, – ответил Ковард неуверенным голосом, чувствуя, что у него нет желания радоваться. – Но…
Он замолчал, закрыл воду, вытер руки, а потом вернулся к столу и, стараясь не смотреть на лицо покойной, которая еще сегодня утром была полна сил и энергии, и, явно, не собиралась умирать, оглядел ее тело. Она лежала на спине и поэтому сейчас ему не было видно страшных рубцов и содранной до кости плоти, что случилось благодаря тонкой кожаной плетке с металлическими шипами, которой Хьюман истязал девочку, изгоняя из несчастной Дьявола.
– …Ей было всего шестнадцать лет, – наконец закончил Ковард фразу.
– Все мы смертны, доктор, – все так же самоуверенно отозвался Хьюман, не в силах скрыть победную улыбку. – Кто-то чуть раньше, кто-то чуть позже. Нам остается только надеяться на то, что эта несчастная успела покаяться перед тем, как испустила дух, и тогда Господь примет ее душу!
– А если не успела? – испуганно спросил Ковард, подняв на Хьюмана взволнованный взгляд.
– А если не успела, то ее уделом будут вечные муки Ада, – торжественно закончил Хьюман. – Ибо Всевышний не ждет в своем царстве тех, кто свернул с пути Истины! – он снова оглядел покойницу и добавил довольным голосом. – Смерть этой эдинбургской потаскухи, продававшей свое тело пьяным матросам, послужит хорошим уроком для остальных грешниц. Увидев эту дьявольскую гримасу, они быстрее поймут, что их единственный путь – это скромность, умеренность и сдержанность…
– Но ведь… Она была еще совсем ребенком… Разве вам не жаль ее?
– Эх, доктор, – презрительно усмехнулся Хьюман. – Вы находитесь в нашем заведении всего лишь третий месяц, поэтому так остро реагируете на смерть обычной блудницы, опозорившей не только христианский род, но и всех женщин мира! Эта тварь не была ребенком! Разве ребенок будет заниматься проституцией?