– Да слышат все! Двое видели блуд. Женщину предадут каменной смерти. Если после того обнаружится сговор, лжесвидетели будут прокляты Господом нашим. Половина их имущества отойдёт городу. Их правую кисть отсечёт меч. Если ведают, что творят, пусть первыми бросят камень!
Женщина сжалась в комок, обхватив руками роскошные пряди, пепельные от пыли и страха.
– Пощадите! Пощадите! Пощадите!
Женщина кричала не переставая, но закованный в броню Закона Капернаум был глух. Она кричала всё тише и безнадежней. Толпа сомкнула уста. Никто не двинулся с места. Женщина охрипла и смолкла.
Первый фарисей дал знак Жилистому и Пухлому. Пухлый бухнулся на ноги женщине, прижав их своей тяжестью, а Жилистый сноровисто начал вязать ей руки.
И тут смертное отчаяние вернуло ей силу, и такую, что бешено забилась она в его руках, но Жилистый вязал быстро и жёстко, сирийской петлёй, выше вывернутых локтей. Развернувшись, так же быстро начал пеленать ей лодыжки. И так плотно, что сплющилась тонкая женская кость…
Пухлый, весь взмокший, встал, отдуваясь, как будто связывал он… и вытянул из-за пояса холщёвый мешочек. Тяжело дыша, ковыляя, как набивший брюхо, пеликан, обогнул Жилистого и тяжело присев, попытался насучить мешок ей на голову, но Господь обделил его сноровкой, обделил… Пухлый упрямо и безуспешно ловил голову женщины, как свежую рыбу, избежавшую ячеи. Гибкая, вёрткая, она умудрялась изворачиваться под его руками. Он схватил её за ухо. Она впилась зубами в его руку. Пухлый отпрянул, вскрикнув неожиданно высоко и очень обиженно, прижав укушенную ладонь к груди.
Жилистый, повернувшись, равнодушно закатил ей оплеуху. Голова женщины дёрнулась от удара, забагровела щека, смуглая и гладкая, как полированный кедр. Она закусила губу, но не заплакала, но заплескалось по солёному озеру в её тёмных, как спелые маслины, глазах. Жилистый схватил её за волосы и прижал щекой к земле…
Ещё миг она была свободной…
…из-под сильных мужских рук, прижавших её к земле её города, она выхрипывала и исторгала в толпу свою молодую жизнь.
– Будь ты проклят, Цадок, сына Нелева, будь ты проклят, ехидина! Дырявое корыто! Мокрица! Смрадный сластолюбец!!! Будь ты…
Старик закрыл трясущее лицо трясущими руками.
– …в тебе нет ничего, кроме гнилых зубов! – Женщина начала хохотать.