Пухлый испуганно закивал собственной догадке:
– Он вор?
Жилистый скривился:
– Воры тоже не любят его… Его никто не любит… в прошлую Пасху он торговал больными ягнятами… продавал вдвое меньше против храмовой цены… Змеиный выродок!!!
Жилистый в сердцах сплюнул на землю:
– Господь не зря пометил его безобразным лицом!
Пухлый отшатнулся, торопливо поддакнул:
– Верно, верно… но лучше бы Господь… сразу его поразил…
Опасливо выглянул из-за плеча Жилистого. Любопытство пересилило страх.
– А… откуда ты его знаешь?
Но не слишком ли долго обсуждают служители пришлого иудея? Да ещё за глаза? Или забыли, для чего посланы были раввином в амбар? Наверное, так… и оттого в толпе мягко и тихо засновали тёмные. И там, где проскальзывали они меж добрых и чтящих Закон горожан, там обидно, на пустом месте, вдруг под локоть пихали соседа…
И торопливо стали нашёптывать и тому, и другому. Одному с обидой, другому непристойное, горячо дыша в шею за ухом, ниже затылка…
И вот послышались гневные выкрики:
– Сколько мы будем ждать?
– Тащите корзины… Вы! Ленивые волы!
– Где прелюбодея! Солнце садится!
– Нас ждут дома честные жены…
В толпе раздался смех, а Жилистый всё не сводил с Иуды злобного взгляда. Пухлый же терпеливо ждал, пока ему ответят, но не дождался. Так и не ответив, Жилистый дёрнул Пухлого за рукав:
– Хватит глазеть! Пошли за корзинами…
Пухлый обиженно засопел. И Жилистый нехотя выдавил:
– Я тоже у него купил… Ягнёнок подох на руках у священника, прямо в храме… Тьфу!!!
Пухлый покачал головой, вроде бы сочувственно, да не очень, не смог удержать ехидну:
– А зачем же ты покупал?
Жилистый озлоблённо сдёргивал засовную балку, огрызнулся через плечо:
– А зачем он продавал?
Не нашёл он достойных, взвешенных слов, а может и не искал. Обиженный на всех, кроме себя, Жилистый первым скрылся в тёмном проёме, и, нерешительно потоптавшись, Пухлый шагнул за ним.
Спустя недолгое время они с трудом выволокли наружу две большие, грубые корзины. Плоские, плетённые блюда с крепкими бортами, наполненные до краёв. И поволокли, каждый свою.
И как доволокли до угла, толпа смолкла. Облизнулась и замерла. Стала высматривать…
В корзины были свалены камни схожей величины, менее кулака, в бурых пятнах, таких же, что на стене амбара. Служители угрюмо вздохнули и снова поволокли…
В наступившей тишине было отчётливо, как тяжело они дышат. Пухлый сразу же взмок, и дышал так шумно, что Иуда, стоявший от толпы поодаль и так и не сдвинувшийся с места, пренебрежительно усмехнулся. Жилистый, весь насупленный, тащил непрерывно, как вол, изредка и злобно, через плечо, косясь на Иуду.