– Постой! – вскинул палец Егор. – Сказываешь, Михайло, мастера какого-то камнерезного дочь?
– Потому с самоцветами и отдали, княже, – подтвердил купец. – Вишь, хоть и баба, а что-то смыслит. Видать, насмотрелась, как родитель работает.
– Да ее не спросить ни о чем, Егорушка! – всплеснула руками Елена. – Хоть бы чего и понимала – рази поможет?
– Кроме нее, у нас на подворье, милая, вообще никто ничего в этом деле не смыслит. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Милана! Устрой ее в какой-нибудь светлице. В людской, боюсь, затравят в наряде таком, да еще и немую. Накормить вели.
– И то верно, – внезапно согласилась княгиня и добавила: – Рядом с собой ее посели. Заодно проследишь, чтобы не обидел никто, в светлицу к ней не шлялся, не бесчестил. Она ведь, бедненькая, даже пожалиться не в силах. И одежу дай какую из рухляди старой! А то срамота одна, смотреть противно.
– Слушаю, матушка, – поклонилась девка, взяла индианку за руку и повела за собой.
– С емчугой же дело чуток хуже вышло, княже, – проводив ее взглядом, продолжил купец. – Всего двести пудов ее купить удалось.
– Двести? – Егор ненадолго прикрыл глаза, переводя меру в более привычную. Двести пудов – это примерно три тонны. В порохе емчуги, как в этом мире называли селитру, три четверти как минимум. Выходит, привезенного новгородцем сырья хватит всего на четыре тонны огненного зелья. А каждый пушечный выстрел среднего калибра – полкило пороху. Если же сюда еще и крупный калибр приплюсовать, да еще и сотни пищальщиков… – Это же всего на пять-десять крупных схваток хватит, Михайло! Или на одну осаду! Ты чего, с ума сошел, Острожец? Чем я воевать буду, буржуй?! Безоружным меня решил оставить?!
– Не серчай, княже, то не по моей вине случилось! – вскинув руки, попятился купец. – То ведь ты первый начал из пищалей да тюфяков по ворогам лупить! Где конницу жребием снесешь, где вороты высадишь, где лодки потопишь. От и остальным захотелось так же лихо победы одерживать. Там стволы отлили, тут отлили, еще где-то отлили. Глядишь, ан емчуга вдруг нарасхват везде и всюду и пошла. Коли все ее жгут, рази напасешься? Стреляют все, а копают всего в двух местах: в Орде, на Емчужной горе в десятке верст от Сарая, да в Египте сарацинском, в пустыне где-то. В пять раз цена выросла, княже! Кабы кто такое о прошлом годе сказал, ни в жизнь бы не поверил.