Снова застучало сердце, нагоняя в груди жар. Незнакомый дурман ударил в голову, размывая окружающее пространство, но делая фотографии в календаре осязаемо-четкими и даже как будто выпуклыми. Раздолбай поедал эти фотографии взглядом, гладил пальцами самую соблазнительную девушку, похожую на певицу Мирей Матье, и удивлялся, что странный голод не отступает, а усиливается, как если бы он пил в жажду морскую воду. Ему хотелось большего – раствориться в этих страницах, впитать глазами не цветную бумагу, а живую обнаженную кожу… Кожа в распоряжении Раздолбая была только своя собственная. Он посмотрел на огромное зеркальное трюмо, стоявшее в углу спальни, и сердце его застучало дизелем: он придумал, что сейчас Мирей Матье появится там, в этом зеркале, – она будет петь, и с нее, как будто случайно, свалится концертное платье.
Конечно, десятилетний Раздолбай мало походил на звезду французской эстрады, но ведь и луноход на батарейках тоже был далек от реального космического аппарата – фантазия добавляла все, что нужно. Раздолбай разделся догола, стянул с кровати простыню и завернулся в нее, заколов на плече маминой заколкой, чтобы получилось вечернее платье.
– Уне вид амур! Ун ви пур саме! – запел он и медленно двинулся к зеркалу, вздымая руки на манер эстрадной дивы. По его замыслу, Мирей Матье забывала, что в ее одеянии нельзя делать смелых движений, и должна была конфузливо уронить платье, представ перед ним волнующе-обнаженной. С каждым шагом к зеркалу в висках Раздолбая все громче стучали молотки. Сознание улетало, взгляд затуманивался, и ему даже не приходилось напрягать фантазию, чтобы лицезреть в зеркале Мирей Матье, а не себя – он ее на самом деле видел.
– Унаррридарррья! – грассируя, заголосил он и взметнул руки над головой. Простыня скользнула вниз по плечам, ослепляя наготой, которую Раздолбай уже не воспринимал как свою собственную, и…
Дальше, по задумке, простыне полагалось красиво ниспасть, обнажая талию Мирей Матье и ее белоснежные ноги, но она вдруг зацепилась на уровне раздолбайского пояса и повисла на чем-то, как полотенце на вбитом в стену гвозде. Раздолбай опустил глаза, недоумевая, откуда там взялся гвоздь, а увидев, что это не гвоздь, удивился еще больше. Он мотнул бедрами, чтобы «платье» все-таки упало, и в ту же секунду его словно ударили по пояснице дубиной. Возбуждение, гудевшее высоковольтным проводом, взорвалось, как перезрелый бутон недотроги, перед глазами полыхнуло, а в следующий миг у него как будто выдернули позвоночник.