«Я буду называть её, как хочу и как
она того заслуживает. Не собираюсь перед тобой отчитываться,
двуногий. Не считай себя вправе диктовать кому-то свои условия. Вы
убили во мне остатки желания вас слушать!»
– Чем же это?
«Рау!».
Крик, разнёсшийся по телепатической
сетке, вызвал нестерпимую боль. Виски сжало так, что я думал, у
меня голова разорвётся. Рядом прижался к земле и тихо заскулил
форкош, которому вся эта боль и предназначалась. Ар!
До меня только докатилась отдача
из-за того, что в момент воспроизведения мы с сыном смотрителя были
соединены сознаниями. Если меня так долбануло, то ему вдвое хуже
было. Хорошо, я рассёк нашу связь на автомате, а то бы мог и
отрубиться.
А форкош продолжал корчиться,
«поисковое слово» никак не отпускало его сознание, принуждая
идти на зов. Вот уж не думал, что удастся увидеть это
воочию. Значит, всё-таки пришёл пообщаться с диверсанткой по своему
почину. И ради этого даже пренебрёг доверенным отцом делом,
опустился до оскорбительных обращений «двуногий». Что же
происходит? Что можно было сделать форкошам, что они так
разозлились? Разве что… Нет, Общие имеют зуб на их «Хозяйку», но
они ведь не сумасшедшие. Или…
Взгляд сам собой упёрся в Рау, чьи
глаза переполняли ненависть и боль.
Не может быть…
«Капитан Кроен, прошу прощения за
этот инцидент», – извинилась передо мной Уна, смоделировав
простенькую иллюзию на краю расчищенной площадки перед избушкой. На
своего сына, что сгорбленно плёлся в сторону администрации, она
даже не взглянула: толку никакого, всё равно её там на самом деле
не было. «Подобное не повторится. Через два часа за девушкой
прибудет официальный представитель от нас».
Эй!
И снова никаких объяснений.
Форкоши... Ар!
Как странно, вроде бы я и не сделал
ничего такого, по службе приходилось куда активнее отстаивать жизнь
и права других, а почему-то чувство такое, будто впервые совершил
что-то стоящее, настоящее, мужское. Она ведь просто диверсантка,
дурында, я поступил как…
А как кто? Если подумать, разве мне
не надлежало его пропустить в соответствии с законом, ведь меня
уведомили, что мы заложники. Рау, как представитель смотрителя, по
сути, был вправе выступать самостоятельно гарантом безопасности
каждого из здесь временно живущих. Почему его появление вызвало во
мне такое отторжение? На самом деле я ведь хочу поскорее избавиться
от этой дурынды.