- Спасибо тебе, гаш, - Дарий с глубоким почтением поклонился
старику. - Сейчас, когда ты так все объяснил, у меня на сердце
стало спокойнее, хоть я все еще не обрел мира в душе. Я буду
слушать дядюшку Камиля и научусь контролировать себя. Хоть и не
знаю, как это получится. Но этой ночью, когда я был волком, то
воспринял его семью и самого дядюшку как членов своей стаи. Это
значит, что при следующем обращении я точно не стану им вредить. И
это знание греет мне сердце. Ведь они так добры ко мне. Больше
всего мне было страшно нанести им вред.
- Раз ты все понял, то вложи свою ладонь в длань Дилая. Прими
его благосклонность, прими его дар своей душой. Поверь мне, когда
ты обучишься контролю, то сможешь с его помощью вершить много
добра. Ты уже его вершишь. Ты спас нас от засухи, и люди тебе очень
благодарны. Вложи свою руку в знак того, что готов принять свою
судьбу, написанную для тебя самим Дилаем. Ведь если сами боги
берутся писать чью-то судьбу, то такой человек обязательно засияет,
подобно восточной звезде Луфаи. Быть может, это немного страшно, но
истинно говорю тебе - нет большей чести для смертного, чем служить
орудием светлого бога.
Дарий покорно кивнул, подошел к широкой каменной ладони, встал
на одно колено и неуверенно вложил руку в ладонь своего бога. На
миг ему показалось, что ладонь бога чуть заметно сжалась, словно
пытаясь поддержать и ободрить. В душе разлилось тепло и
спокойствие. Сейчас, шепча стандартные слова молитвы, Дарий
действительно ощущал внимание бога на себе, его благосклонность. И
от этого ощущения невероятный груз вины и ответственности таял,
подобно сладкому кубику в чашке чая. С каждой минутой, проведенной
в неподвижной молитве, его плечи все больше расправлялись, осанка
неуловимо менялась, а взгляд приобретал твердость и остроту, как у
человека, нашедшего свою цель в жизни. Как у того, кто понял свой
путь и готов идти по нему, не отклоняясь.
Жрец сидел на каменной лавке для прихожан, отсылая всякого, кто
приходил в храм помолиться или принести благодарственный дар.
Сейчас нельзя было беспокоить молящегося юношу. Жрец знал, что
сейчас между этим молодым человеком и Громовержцем происходит нечто
такое, что даже он, служитель, вот уже девяносто лет вопрошающий
бога и принимающий от него ответы, не способен осознать. Солнце уже
высоко поднялось, беспощадно обжигая землю. Время близилось к
полудню, а мальчик продолжает молиться. Его силуэт, казалось, стал
подобным каменному силуэту бога. Оба были неподвижны. Но вторым
зрением, дарованным ему богом, гаш видел неистовые бури и ураганы,
то вспыхивавшие, то совершенно исчезавшие в ауре парня. А еще он
видел ауру у статуи. И знал, что Дилай сейчас здесь, в этом храме,
от чего по старой сморщенной спине жреца толпами бежали мурашки.
Нужно быть совершенным безумцем, чтобы вмешаться в разговор самого
бога. Поэтому он сидел на самой крайней от входа лавке и вежливо
отправлял всех прихожан назад с увещеванием вернуться позже.