Она одарила их лучезарной улыбкой, вспыхнувшей еще ярче и не желавшей угасать, когда девушка обратилась к Бердену:
– А теперь я думаю, что я делаю вам кофе и рассказываю, как мы кидаем дымовые бомбы в Амстердаме, пока этот старый полицейский начальник говорит с бедным мистером Найтингейлом.
Берден совсем растерялся и промямлил, что уже пил кофе, но к нему на помощь пришел Вексфорд.
– Как-нибудь в другой раз, спасибо, – мягко отказался он. Вексфорд не возражал, чтобы его называли полицейским начальником, но прилагательное его уязвило. – Мы еще с вами поговорим, мисс Доорн.
– Да, я тоже так думаю.
Катье хихикнула. Она спокойно воспринимала тот факт, что большинство мужчин, один раз увидев ее, хотят встретиться снова. Она свернулась калачиком в кресле и смотрела на полицейских озорными глазами.
– Теперь Найтингейл, – сказал Вексфорд, когда они спускались по лестнице. – Мы с ним уже перекинулись парой слов, но это было до того, как я узнал о его утренних омовениях. Придется ему выйти из своего кабинета, Майк. Я уже отправил Мартина за ордером на обыск дома.
Такую внешность, как у Квентина Найтингейла, женщины называют благородной. Серебристые волосы без единой черной пряди и маленькие серебристые усики придавали ему вид посла или высокопоставленного военного. Из-за преждевременной седины он не выглядел моложе своих пятидесяти, хотя его высокая фигура была такой же стройной, как у Шона Ловелла, линия подбородка твердой, а кожа гладкой, без морщин.
Считается, что у хорошенькой женщины должен быть красивый муж – или богатый. В противном случае брак выглядит неравным и все думают, что женщина продешевила. Элизабет Найтингейл была настоящей красавицей, а ее вдовец не просто богат, но и достаточно хорош собой, под стать жене. Однако этим утром его измученное, осунувшееся лицо казалось почти уродливым.
Потребовались долгие уговоры и в конце концов категоричная настойчивость, прежде чем он согласился впустить полицейских к себе в кабинет; но когда они вошли, гнев Вексфорда сменился жалостью и состраданием. Квентин Найтингейл плакал.
– Прошу прощения, сэр. Я обязан вас допросить – как и всех остальных.
– Понимаю. – Голос хозяина был тихим, напряженным и хриплым. – Это ребячество – запираться здесь. Что вы хотите знать?
– Вы разрешите присесть?