– Здравствуй, здравствуй, Женечка. Ты удивишься, но я обнаружила в своем секретэре пачку писем из Золотоноши.
Женя, который облагородил нашу коммуналку запахом дорогого парфюма, нагнулся, чмокнул ее в щеку и сказал:
– Аня, у тебя склероз.
Я пошла на кухню ставить чайник: у меня в гостях была знакомая супружеская пара. Отправившись минут через десять звать их к столу, я увидела, как раскрылась соседкина дверь и вышел Женя. За ним семенила Анна Вячеславна.
– Женечка, ну что ж ты так быстро уходишь. Я очень по тебе соскучилась… Как Игорек? Не болеет?
– Аня, я же говорил тебе, что сегодня всей компанией идем на Таганку.
– Да, да, – упавшим голосом ответила Анна Вячеславна. – Я вижу ты в выходном костюме…
– Ну, давай! – Он чмокнул ее в щеку и исчез за дверями.
Я попыталась как-то развеселить ее, но старушка не слышала меня; тяжело ступая, она зашаркала в свою комнату.
Мы пили чай и болтали на кухне довольно долго, так что инцидент с Женей забылся. И вдруг появилась Анна Вячеславна, с лицом мертвенной бледности и с каким-то бессмысленным выражением. Правильней сказать: лица на ней не было. Она окинула всех мутным взглядом и сказала:
– Я выброшусь из окна…
Чего-то подобного я и ожидала. Хотелось побежать на Таганку, найти веселую Женину компанию и надавать всем пендюлей. Вот был бы настоящий спектакль, а не брехтовская сомнительная притча о проститутке «Добрый человек из Сезуана»! Женечка пятый раз пошел на этот знаменитый – тем, что там играл Высоцкий, спектакль – тащи´ться от глупого «парадокса» таганского зрелища. «Боги (какие боги? не иначе, черти) спустились на Землю, долго и безуспешно ищут хотя бы одного доброго человека, – прочла я в рекламном проспекте спектакля, который Женя принес матери позапрошлый раз. – И, наконец, находят… проституку из Сезуана по имени Шен Те. Она единственная, кто открыл им двери, когда они просили ночлега. Парадокс ее жизни в том, что чем больше она делает добра окружающим людям, тем больше бед обрушивается на нее саму…» Потому, видимо, что Женя любит смотреть такие спектакли со странной идеологией, он и не делает добра… Чтобы беды не обрушились на его уже седую голову. Как ранят душу старушки-мамы его раз в декаду пятнадцатиминутные посещения, он даже не задумывается. А я не рассказываю – бесполезно!