– Нет, нет, не желаю, – крикнул он. – Я не мулла, мулла не я.
– Ладно, – зашипел горбун и заметался в снегу на четвереньках, совсем заболевая, отклячивая волочащуюся ногу и по-дебильному вертя головой и задыхаясь.
– Собакой, псом хочешь? – зашелся он в последней натуге. – Главным племенным в огромной стае, выточившем ржавые клыки об ремень чужой кожи… Дохать, хрипеть и давиться рыком. Жрать, рвать, кромсать и сосать кости…
И горбун усталой старой подыхающей сукой, исказив в экстазе искривленное бывшее свое лицо, бросился, роняя желтую слюну, на грудь Лебедева. Лебедев отпрянул, чуть не обрушившись и еле успев выдавить из себя плохо получившееся – «Только не псом!»
– Оказывается, ничего ты не хочешь и не умеешь, Степа, – отсмаркиваясь и отхаркивая, приподнялся с наверченного в кашу снега шатающийся урод. – Но ты все равно, слегка мне сперва показался, как в кошмаре вдруг иногда влезает детский слюнявый сон во взрослую гиблую ночь.
– Так Вы то, если такой… – нашел силы схамить Лебедев, – насквозь широкий человек, чтоже Вы ночами шляетесь, собак, небось, до колик пугаете?
– Я люблю ночь, – тихо возразил горбун. – Как сын почитает мать. Впотьмах горбы земли у могильных дыр знаем только наощупь и наслух, понаслышке. Лишь это счастье. Вы тоже, Степан, ее пасынок. В глухой тьме шастаете по электронному миру, надеясь найти скрытое днем. Мы с Вами вроде родичей, сосем из одной соски, я старший, а Вы младшенький. Только Вы – блудный подкидыш, заблудились от наваждения знаний. И собачек обижаете зря.
– Да ничего такого, – возмутился Степан. – Я люблю прозрачное и без тени, без лишних конкретных оберток. Без ладана и кадил. Расчет, дробь, сумма. Сухой остаток Вашего ночного киселя, магию простого вычитания глупости из смысла. Уж и не знаю, на что такой, как я, конкретный, может рассчитывать в этом Вашем… учреждении.
Тогда горбун, нисколько не смутясь, вытянул из-под лохматой телогрейки блеснувшую золотом визитку и сунул собеседнику в руки.
– Выкинут, подплывай. Не выкинут, забегай. А работа везде одна грязь. Для таких придумаем, чтобы после руки не споласкивать. Ну, ладно. Мне то, как всегда, не по пути. А насчет всех этих… людей, которые… уроды горбатые, всюду под себя гадят и думают вечно откаяться… Это уж, будьте любезны… Сам-то пораскинь образованием.