Несмотря на свинцовую усталость, навалившуюся на нее, Марта подняла тяжелые веки и снова схватила его за руку.
– Не уходите, – сонно пробормотала она. – Останьтесь со мной! – Вслед за этим ее голова опустилась на подлокотник, и глубокое, спокойное дыхание вскоре поведало о том, что к ней сошел лучший утешитель молодости – сон.
Она все еще держала Виктора за руку; осторожно, чтобы не разбудить ее, он освободился от ее пальцев, встал на колени перед диваном и долго смотрел на прекрасное лицо, которое, как ему казалось, он любил каждой клеточкой своего существа.
Беспомощность девушки, страх, который заставлял ее цепляться за него, вдруг сделал ее необычайно близкой ему; не осталось ничего, что разделяло бы их. И это казалось столь же естественным, как и ее внезапный порыв, с которым она бросилась ему на шею раньше.
– Его! – Его возлюбленная! – Его жена! – Мать его детей, как он когда-то видел ее в своих мечтах о будущем. Его счастье, все, чего он желал в этой жизни, было заключено в этом милом, детском существе, лежащeм сейчас перед ним в глубоком сне.
Чувства Виктора были чистыми, еще не отравленными легкомысленной жизнью большого города. Его любовь к Марте, вдохновленная ее красотой и переплетающаяся с живым воображением, была столь же горячей и страстной, как большой и благородной, но – в то же время и очень опасной для той, которой она предназначалась. Он готов был отдать ей всего себя без остатка, но также требовал такой же отдачи для себя.
Обычно такие розовые щеки девушки все еще покрывала бледность от пережитого страха; из ее полуоткрытого рта вырвался судорожный вздох. Виктор наклонился и тихо поцеловал ее в губы.
Губы девушки были холодны и бледны, но от их прикосновения словно поток огня пробежал по его телу. Виктор резко повернулся и отошел к окну, за которым были видны только ночное небо и смутные очертания дома на противоположной стороне улицы.
Но куда бы он ни смотрел, повсюду перед ним стояло лицо Марты, во всех деталях, и его переполнило восхитительное чувство: как она красива! Все остальное перестало существовать для него. Перед ним неподвижно лежало прекрасное создание, белое лицо четко выделялось на фоне черной ткани, длинные ресницы опустились на щеки, дыхание было ровным и спокойным.
От перевозбуждения Виктор был не в состоянии заснуть. Однако, когда в комнате фрау фон Нордхайм часы пробили семь раз, он вздрогнул и словно очнулся от сна. За окном уже рассвело. Слабый свет через окно проник в комнату, и в предрассветных сумерках вдруг показалось, что мебель повисла в воздухе. Затем стало светлее, и все очертания стали более четкими.