Постепенно стали вырисовываться первые достойные, как я считал, произведения. Хотя с высоты прожитых лет они отдают наивностью:
Я прадедов не знаю имена,
а им, возможно, это неприятно.
И кроме этого еще есть пятна —
не только лишь от кофе и вина.
Испачкан весь, и малость даже морда,
хотя живу, и чту всегда закон,
не бабник и не пью одеколон,
не очень жадный и не очень гордый.
Но сероват. Лишь лацканы блестят.
Ничто не радует, не греет, нету лоска.
А мысли, – мысли тоже как обноски —
по мелочам пестрят, пестрят, пестрят.
Я чувствую весь в пятнах непомерно —
пытаюсь счистить что-то, и отмыть.
А может плюнуть, да и с ними жить?
Чего я мучаюсь? –
Но когда пошел стучатся в литературные издания, наткнулся на сплоченные ряды конкурентов и литераторов старой закваски. Не подпустили даже близко. Только потом понял почему. Индивидуальность, смелость и критика признанных кумиров никогда не приветствовались.
Зато быстро понял, что для творческих союзов и литературных объединений никак не подхожу – не стадный.
Ближе к сорока люди становятся прагматиками и даже скептиками. Именно в этом возрасте я вернулся к творчеству, став в годы реформ безработным. Мечты остались в прошлом. Пришли совсем другие чувства с отрицательной оценкой происходящего.